Война
Шрифт:
– Продолжай, – подбадривает он. – Скажи это, Мириам.
Я молчу.
– Почему я не сплю с тобой день и ночь и не приковываю цепями к кровати, как порядочный муж? – продолжает он.
Что? Приковывать цепями к кровати?
– Кто, черт побери, учил тебя секретам семейного счастья? – спрашиваю, стрельнув на него глазами.
Серьезно, что за?.. Какой там бог? Настоящий демон, определенно.
– Разве не так ведут себя мужья? – смеется Война, повернувшись ко мне.
Он
– А, может, я уже замужем? – Сама не знаю, зачем так говорю. Это наглая ложь.
Несколько мгновений Война не реагирует. Затем поворачивается ко мне, медленно и бесконечно спокойно.
– Да? – негромко спрашивает он. – У тебя уже есть муж, Мириам?
Его голос, эти пугающие глаза… По спине пробегает холодок, и я вдруг особенно четко осознаю: Война – не человек. Это сверхъестественное существо, убивающее без страха и сожалений.
– Нет. – Я не смогла бы солгать под прицелом этого взгляда, даже если бы захотела.
Война кивает:
– К счастью для тебя. И для него.
И снова этот холодок… Никаких сомнений: если бы я была замужем, Всадник, не раздумывая, уничтожил бы моего мужа. Я вздрагиваю. Да он точно демон. Несколько секунд мы едем в тишине, Война оглядывает окрестности, а затем спрашивает:
– У тебя есть семья?
– Была, – отвечаю я через силу. – Но тебе это и так известно, правда?
Всадник был у меня дома. Я предполагаю, что был – ведь он собирал мои инструменты. Он видел фотографии на стенах: родители, мы с сестрой в детстве.
– Что случилось? – интересуется он.
Вы случились! Ты и другие!
Я опускаю глаза, смотрю на свой браслет. Ничего особенного, всего одна бусина на кожаном шнуре – красная нить, на которой он был изначально, давно порвалась. Но этот простенький амулет – последний подарок, который я получила от отца. Он должен был защищать меня от бед.
– Мой отец погиб, когда явился ты и другие Всадники.
Они с коллегой-профессором переходили улицу, возвращаясь в университет после обеденного перерыва. Их сбил автобус.
– Мать и сестра…
Выстрелы оглушают. Мы втроем бежим из города с рюкзаками за спиной. Тогда нам повезло. Но потом… эта лодка, эта жуткая лодка…
– Давно, задолго до твоего появления здесь, в Новой Палестине, шла война. – Война бушевала все время, что люди жили в этом уголке мира. – Мы бежали и…
Я чувствую на себе взгляд Всадника, ждущий, требующий продолжения, но я не могу говорить. Эта недавняя потеря причиняет гораздо больше боли.
– Их тоже больше нет, – я качаю головой.
Мы едем по пустынной дороге на запад, удаляясь от Иерусалима. Вокруг так тихо, будто у самой земли нет слов, чтобы описать то, что здесь произошло. Кидаю взгляд
– Они следуют за нами, – раздается голос Войны.
Не знаю, успокаивает он меня или предупреждает – возможно, и то, и другое.
– Как ты заставляешь их идти за собой? – спрашиваю. – В бою, а не только сейчас.
Одной клятвы верности недостаточно, чтобы заслужить преданность армии, особенно после тех зверств, свидетелями которых все мы стали.
– Я не заставляю, – говорит Всадник. – Я не стремлюсь заслужить их преданность. Моя миссия – судить их сердца.
Ответ звучит… по-библейски. Тревожно.
– А что насчет моего сердца? – спрашиваю я. – Ему ты уже вынес приговор?
Взгляд Войны останавливается на мне, и он мягко отвечает:
– Твое сердце для меня загадка. Но скоро мы узнаем правду.
Глава 8
На горной дороге ни души, это начинает настораживать. Мурашки пробегают по коже. Неужели все умерли? Но если да, то как? Как мог Война и войско в несколько тысяч человек не только сровнять с землей все города, но и зачистить территорию между ними. Что-то здесь не так. Смотрю на Всадника, он так спокоен, что это пугает еще больше. Ничто его не беспокоит. Но ведь должно…
«Это не человек», – напоминаю я себе.
Каким бы монстром Война ни был, мне выпала честь стать его игрушкой.
Ты переживешь это, Мириам, как пережила и все остальное.
Но проблема в том, что впервые за очень долгое время я сомневаюсь, что просто пережить это – хорошая идея. Я даже не представляю, что вообще можно назвать «хорошей идеей». По крайней мере, сейчас.
Мы проезжаем мимо обугленных руин какого-то здания, возможно, бывшей мечети или иудейского храма. Я слышала об ужасах, которые творились в Новой Палестине во время гражданской войны, но впервые встречаю доказательства этого за пределами Иерусалима. Пощады не было никому, независимо от того, к какой религии принадлежали жертвы. Это стало моим первым уроком на войне – все что-то теряют, даже победители.
Одна гора плавно сменяется другой, третьей. Все это прекрасно, но…
– Куда мы едем? – спрашиваю я Войну.
– К океану.
К океану. Мое сердце пропускает удар.
Повсюду вода и огонь, и… эта боль. Боль, ничего, кроме боли. От ее острых укусов перехватывает дыхание.
Я семь лет не была у океана.
– Все хорошо? – Всадник смотрит на меня.
Киваю, даже слишком быстро:
– Да, я в порядке!
Он на мгновение задерживает на мне взгляд и вновь поворачивается к дороге.