Войны начинают неудачники
Шрифт:
Кортеж остановился у металлических ворот Южного Форта, и лимузин мгновенно окружили выскочившие из автомобилей сопровождения вооруженные гвардейцы. Усилиями мастера иллюзий делегацию накрывал морок, и рыцари не опасались, что случайные свидетели увидят взятые на изготовку автоматы. Согласно все тому же Кодексу посланники были неприкосновенны, но дикарям чуды больше не доверяли.
Первым, щурясь на яркое утреннее солнце, из лимузина выбрался де Гир и принял из рук пажа шкатулку с манускриптом. Вслед за ним к воротами Форта подошел Нельсон, одетый, так же как капитан, в простую человскую одежду: костюм, рубашка, галстук и украшенные крупными пряжками ботинки. Водитель лимузина вежливо посигналил, пытаясь привлечь внимание Красных Шапок, а гвардейцы дружно сняли автоматы с предохранителей. Эти щелчки, неожиданно громко прозвучавшие на полупустой улице, и стали единственным ответом на сигналы. Южный Форт молчал, и, кроме заспанных обитателей окрестных домов, чьи недовольные лица замелькали в окнах, появлением чудов никто не заинтересовался. Франц кивнул на маленькую калитку в воротах:
– Проверить.
Ближайший гвардеец резво подбежал к калитке и с размаху пнул ее ногой. Служебное рвение стоило ему дорого. Калитка оказалась незапертой, и чуд, не удержавшись на ногах, с грохотом влетел внутрь Форта. Посланники, стоящие у ворот, услышали короткую, но крайне эмоциональную фразу.
– Молчать, – буркнул де Гир в ответ на легкий смешок, прошелестевший среди гвардейцев.
– Кажется, дикари удивлены, – заметил Бард. – Вряд ли они ожидали официального объявления войны.
– Они знают правила, – не согласился Франц, – и знают, что мы не начнем войну просто так.
Калитка распахнулась, и в проеме, потирая быстро наливающийся на скуле синяк, появился неудачливый разведчик:
– Открыто.
– И что? – издевательски осведомился де Гир.
– Ничего, – пожал плечами гвардеец, – просто открыто.
– А внутри кто-нибудь есть?
– Не знаю.
– Так узнай!
Калитка захлопнулась.
– Я думаю, они сдаются, – высказал предположение Нельсон. – Не смогли раздобыть белый флаг и просто открыли дверь.
Де Гир с сожалением посмотрел на молодого магистра, не участвовавшего, в отличие от капитана, в шести военных кампаниях, и крепко закусил губу.
– Если они сдадутся сейчас, – продолжал разглагольствовать Бард, – зверствовать не будем. Самых рьяных, конечно, повесим, а остальным выставим контрибуцию. Что скажете, капитан?
– Прекрасная мысль, магистр.
Из недр форта снова вывалился разведчик.
– Пусто! – Он уныло развел руками. – Там только женщины, старики и дети. Никакой охраны!
Посланники переглянулись и хором скрипнули зубами. С тех пор как Кодекс запретил войны на тотальное истребление, убийство гражданских стало расцениваться как самое грязное преступление.
– Подонки трусливые, – высказал свое мнение Нельсон. – Что будем делать?
– Выполнять задание.
Де Гир отодвинул разведчика с дороги, решительно шагнул в калитку и сразу же так же решительно остановился, пытаясь привыкнуть к царящему в помещении аромату. Красные Шапки всегда гордились своим уникальным запахом.
С трудом переведя дыхание, капитан огляделся. Он оказался в грязной, слабо освещенной комнате, где, судя по всему, размещалась воротная стража. Из мебели присутствовал деревянный стол с прилипшими к столешнице остатками еды, два табурета и пыльная куча пустых бутылок. Народу было много. Перепуганные дикари, прослышав о приезде рыцарей, набились в комнату, и со всех сторон на де Гира смотрели настороженные глаза. Разведчик был прав: женщины, дети, старики.
– Я хочу поговорить с кем-нибудь, – угрюмо проронил капитан.
Два гвардейца выдернули из толпы упирающуюся старуху в красном, давно не стиранном платке, из-под которого свисало несколько седых прядей, и подтащили к своему командиру. Дикарка запустила в рот кривой палец с длинным желтым ногтем, проверила им единственный зуб и быстро залопотала что-то на древнем диалекте Западных Лесов. Франц скривился:
– Заставьте ее говорить по-русски.
Один из гвардейцев, желающий поскорее выбраться из вонючего помещения, отвесил старухе легкий подзатыльник. Обладательница единственного зуба злобно ощерилась, поправила съехавший на нос платок и, посмотрев в глаза капитану, прошамкала:
– Вше ушли. Шкашали, што шкоро мы штанем королями!
Она запрокинула голову и довольно захохотала, обдав Франца густым смрадным дыханием.
Де Гир молча поставил шкатулку на грязный стол и вытащил из-за пояса тонкий кинжал с искусно отделанной золотом рукояткой. Смех стих. Старуха тихонько завыла, соплеменники откликнулись, и комната наполнилась тонкими, жалобными повизгиваниями.
– Великий Дом Чудь объявляет войну вашей бестолковой семье! – громко произнес Франц. – Я не знаю, на что рассчитывали ваши фюреры, но прятаться вечно они не смогут. Рано или поздно мы найдем их и заставим ответить за вчерашнюю выходку.
Завывание стихло. Поняв, что резать их не будут, обитатели Форта внимательно слушали посланника.
– Вместе с тем великий магистр милостиво объявил, что Красные Шапки, которые сдадутся добровольно, могут рассчитывать на снисхождение. Остальным же передайте вот это. – И мастер войны по самую рукоятку вонзил кинжал в каменную стену Южного Форта.
Офисное здание компании «ГВ»
Москва, улица Покровка,
27 июля, вторник, 08.56
Дом, принадлежащий фирме, на которую работал Артем, располагался в самом конце Покровки, напротив ОВИРа. Главный подъезд, украшенный помпезной аббревиатурой «ГВ», выходил на улицу и открывался строго в девять, поэтому Артем, как обычно, припарковал «Гольф» во дворе и пробрался на работу через служебный вход.
Настроение в конторе было под стать зарождающемуся дню: ярким, солнечным и теплым. Обычно колючий охранник, широко улыбаясь, поведал Артему, что директор умчался на очередное сафари, бросив фирму на разгильдяя-заместителя, и распрямившие плечи сотрудники, как дети, радовались летнему дню и всей предстоящей неделе. В офисе царила атмосфера подлинного братства и взаимопонимания. Коллеги передвигались по коридорам плавно, с явной ленцой, а маленькая кафешка на втором этаже была переполнена. В любое другое время принять участие в стихийном празднике было бы для Артема само собой разумеющимся, но не сегодня.