Войны Роз
Шрифт:
Я пишу с целью передать вам то, что англичане рассказывали мне о великолепии английской королевы и об истории ее прибытия в Англию. Я хочу сообщить Вам кое-что и о короле Англии. Прежде всего англичане поведали мне, что король Англии взял ее без какого-либо приданого и даже вернул некоторые земли, захваченные у ее отца [7] . Когда королева сошла на английскую землю, король и герцог Саффолк, переодетые сквайрами, передали ей письмо, написанное, по их словам, королем Англии. Пока королева читала это послание, король внимательно рассматривал ее, говоря, что получить истинное представление о женщине можно, когда она читает письмо. Королева так и не поняла, что пред нею был сам король, поскольку была сильно поглощена чтением и ни разу не взглянула на «сквайра», который все это время оставался коленопреклоненным. После того как король ушел, герцог Саффолк спросил:
— О, светлейшая королева, что Вы думаете о сквайре, который принес это письмо?
— Я не обратила на него внимания, — ответила королева, — поскольку была занята чтением письма, которое тот принес.
— О, светлейшая королева, человек, одетый сквайром, был светлейший король Англии, — ответил герцог.
Королева удалилась, сильно раздосадованная своей оплошностью, поскольку так и не подняла того с колен. {43}
7
Очевидно,
Хроника Брута так описывает ее торжественный въезд в Лондон:
И в пятницу, в 26-й день мая, мэр Лондона, со старейшинами и шерифами и свободными горожанами отправились к Блэкхиту (Blackheath) в Кенте; и там они, оставаясь верхом, смиренно пребывали в ожидании прибытия королевы. И так они отправились с нею к Лондону, и препроводили ее к лондонскому Тауэру, где она почивала всю ночь. И там король, в знак глубокого уважения к королеве и в честь ее прибытия, посвятил сорок шесть рыцарей в кавалеры ордена Бани. И затем в полдень грядущего дня королева пожаловала из Тауэра в карете, запряженной двумя лошадьми в попонах из белой парчи, расшитых золотом; и такими же были ее одежды, в которые она была облачена; и подушки и вся карета гармонировали друг с другом; и ее распущенные по плечам волосы венчала золотая корона, украшенная богатыми жемчугами и драгоценными камнями; ее сопровождали лорды на лошадях и высокородные леди на колесницах; всего было девятнадцать колесниц, на которых восседали леди и их фрейлины, а представители всех гильдий города Лондона, шествовавшие пешком в своих лучших одеждах, замыкали процессию, двигавшуюся к собору Св. Павла. И вдоль всего пути следования этой процессии повсюду в городе было установлено множество знамен с изображением ангелов и других небесных символов, отовсюду звучали песни и музыка; и стояли бочки с вином, как белым, так и красным, для всех желающих…
И на следующий день, который пришелся на воскресенье, на 30-й день мая, в Вестминстере во дворце короля с подобающей роскошью и величием состоялась церемония коронации и торжественная трапеза. {44}
Дядя короля, Хэмфри, герцог Глостер, прямой наследник по линии Ланкастеров и наиболее ярый приверженец войны, категорично выступал против перемирия, утверждая, что французы могут воспользоваться им как передышкой, чтобы восстановить собственные силы для более решительного нападения на Нормандию. Хотя Саффолк и его сторонники почти полностью лишили Глостера влияния на короля, его фрондерство против договоренности о возвращении Мена французам [8] стало настолько вызывающим, что они решили заставить его замолчать любой ценой. В начале 1447 г. они созвали парламент в Берисент-Эдмундсе (Bury St. Edmunds), чтобы осудить его за измену. Ричард Фокс, монах из Сент-Олбенса, написал следующий отчет о заседании парламента в Бери:
8
Король Франции Карл VII и Рене Анжуйский, отец королевы Маргариты, заставили ее убедить Генриха VI пойти на эту уступку. Позднее это сослужило ей плохую службу, так как было очевидно, что в силу своей тогдашней неопытности она была лишь инструментом в чужих руках. После 1441 г., когда Глостер был скомпрометирован обвинениями в попытке убить короля колдовством, выдвинутыми против его жены Элеоноры Кобхэм (Eleanor Cobham), он практически не участвовал в политике.
…Парламент начал свою работу на десятый день февраля. И 16-го дня этого месяца на северной окраине Бери на Хеноухит (Henow Heath) собралось людей этой местности числом до 40 000.
И на следующий день они показались в юго-восточной части города Бери. И там они разбились на дозорные отряды, и каждый отправился в определенное место: кто за тридцать миль, кто за двадцать миль, за десять миль, за четыре мили, кто дальше, кто ближе, невзирая на пробирающий до костей холод.
И на следующий день, то есть 18 февраля, в воскресенье, на масленой неделе (Shrove-Sunday's Even), прибыл герцог Глостер из Лайнхэма (Lyneham); и не успел он проехать полмили или более, как его встретили сэр Джон Стоуртон, казначей королевской казны, и сэр Томас Стэнли, контролер королевской казны, с посланием от короля (как об этом рассказывали некоторые из свиты вышеназванного герцога). В нем король, обеспокоенный тем, что столь холодная погода должна была утомить герцога Глостера, желал, чтобы тот проследовал к его жилью и отведал его пищи. И действительно, он вступил в Саутгейт, когда на часах было приблизительно одиннадцать до полудня. И его сопровождали всадники, числом около восьмидесяти. Когда эти гонцы получили королевский приказ, они распрощались с герцогом и вернулись к королю.
И вышеупомянутый герцог приехал на конский базар и, повернув налево к Нортгейту, оказался в отвратительном переулке. И затем герцог спросил одного бедного человека, который жил здесь:
— Как называется этот переулок?
—Поистине, мой лорд, он называется Мертвым переулком, — ответил бедный человек.
— На все воля Божья, — вспомнив одно старое пророчество, изрек затем благородный герцог и отправился дальше к Норт Спитал (North Spital) к королевскому столу.
И тотчас после трапезы, по приказу короля, к нему прибыли герцог Бэкингем, маркиз Дорсет, граф Солсбери, виконт Бомонт, лорд Садли. И виконт Бомонт арестовал упомянутого герцога Глостера; и по приказу короля герцога сопровождали два хранителя короны (yeomen of the crown) и вооруженный сержант: Бартоломью Холли (Bartholomew Halley) и Палфорд (Pulford), хранители короны, и Томас Келброс, сержант.
И что в тот же самый день, между восьмью и девятью часами пополудни, были арестованы офицерами короля сэр Роджер Чамберлен и сэр Генри Воэн, рыцари, Томас Герберт, Томас Вериот, Джон Воэн, Хаувил ап Дэвид Томас (Howell ар David Thomas) и многие другие.
И в воскресенье был отдан приказ заключить в тюрьму даже Джона Хобергера.
И во вторник на масленой неделе, в конце праздничной трапезы, в замке были арестованы сэр Роберт Вер, сэр Джон Чейн, рыцари, Джон Бакленд, контролер вышеназванного герцога, Артейс, Томас Уайлд, Ричард Миддлтон, Уаллераун, Бассингтон, сквайры; Ричард Нидхэм, Джон Свефилд, йомены; и другие, числом 28 человек. И они были отправлены по различным тюрьмам: некоторые в лондонский Тауэр, некоторые в Винчестер, некоторые в Ноттингем и некоторые в Нортемптон и в другие места, как пожелали король и его Совет.
И в следующий четверг после своего ареста с третьим ударом колокола пополудни упомянутый герцог Глостер умер в своем собственном замке под названием Сент-Сальваторс (St. Salvator's), близ Нортгейта. Да помилует Господь душу его. Аминь. {45}
Хотя Глостер был бездарным политиком, он заслуживает того, чтобы его помнили как одного из первых английских меценатов. Анонимный летописец отмечал:
И на 26-й год [его правления] умер герцог Глостер, Хэмфри, сын Генриха IV, брат Генриха V и дядя Генриха VI, во время Парламента в Бери в преддверии празднования дня Св. Апостола Матвея (26 февраля), приблизительно в полночь. Этот герцог был литератор, истинный подвижник образования и веры, преданный церкви и государству. Он пополнял и обогащал Университет Оксфорда драгоценными, красивыми и роскошными книгами по различным наукам и областям знаний; и его имя и память о нем навсегда останутся в сердцах человеческих, и небеса воздадут ему должное. {46}
Смерть Глостера открыла Йорку путь к трону, ведь он был следующим по очереди. Срок его пребывания наместником во Франции истек в 1445 г. В течение многих месяцев он надеялся на его возобновление. В конце концов осенью 1447 г. эта должность досталась союзнику Саффолка, Эдмунду Бофорту, который стал герцогом Сомерсетом в марте 1448 г. (Аббат Уэтемстэд (Whethamstede) связывал начало Войны Роз с этим инцидентом {47} , однако в данной части его работы слишком много художественного вымысла.) С этого момента Бофорт становится объектом для всех подозрений Йорка. Тот вел свой род от Джона Гонта, благодаря чему имел определенные основания претендовать на трон и, по крайней мере начиная с 1450 г., Йорк боялся его как возможного конкурента. В сентябре 1447 г. двор отправляет Йорка в своего рода почетную ссылку, назначая его на десятилетний срок наместником Ирландии (он оставался в Англии до июля 1449 г.). Одновременно для смягчения удара король предоставил ему множество ценных подарков.
Триумф Саффолка был недолог. Франсуа де Сюрьен (Franpois de Surienne), арагонский рыцарь, состоявший на службе у англичан, безрассудно нарушил англо-французское перемирие, напав на бретонский город Фужер 23 или 24 марта 1449 г. Саффолк и Эдмунд Бофорт, возможно, были посвящены в это опрометчивое предприятие. Если так, они срубили сук, на котором сидели. Карл VII, король Франции, прибыл на помощь своему кузену, герцогу Бретани, и контратаковал Нормандию. Фатальное сочетание хитрости и предательства, коварства англичан, пытавшихся пойти на сделку с врагом и так сохранить свои нормандские владения, и неравенство сил (английское войско ослабляла еще недисциплинированность младших военачальников) вытеснили англичан за пределы Нормандии меньше чем за шестнадцать месяцев. Уильям Вустер с изумлением и негодованием описал эту катастрофу.
О вы, благородные воины! Сколь часто во имя торжества истинного права на французскую корону и для благоденствия короля, и для процветания его обоих царств Англии и Франции, ради сохранения своего права и для достижения славы, вы пускаетесь в великие авантюры, подобно тому, как это было во времена достойных римлян. И поэтому истинно можно сказать, что вы всегда были преданы своему владыке и повиновались ему, не взирая на опасности и не щадя живота своего. Видимо, была воля Божья на то, что в течение всего лишь одного года и четырнадцати недель, с 15 мая 1449 г. от Рождества Христова до 15 августа 1450 г., внезапно и коварно вторгшись из Франции, враги подло захватили Нормандию, Анжу и Мен с герцогствами Гасконь и Гиень, а их укрепленные замки, крепости и города были взяты с боем либо сдались, пойдя на сделку с неприятелем. И если бы там всегда имелись дружины с достаточным числом воинов, хорошо вооруженных, обеспеченных провизией и жалованьем, должным образом положенным и оплаченным, то сие помогло бы им продолжать удерживать оборону этих владений. И подобно бесстрашному и отчаянному льву, они были бы столь же мужественны и непреклонны, как во времена завоевания Нормандии, когда смогли захватить и удерживать те владения в течение полных тридцати пяти лет и семи дней с начала последнего похода, что был на 3-й год правления короля Генриха V; и колесо фортуны не повернулось бы против этой земли, как случилось ныне…
…Но, увы! Мы, несчастные, страдая от невыносимых гонений и бедствий, оттого, что унизили наше достоинство, разорили наши дома, расхитили наше добро, что можем сделать или сказать теперь? Доколе мы будем пребывать в подобной скорби и страданиях, склоняя головы под тяжким бременем? Нет, Бог не допустит того, чтобы подобные вторжения, чудовищная несправедливость и тирания остались безнаказанными, а столь большие разрушения не возродились бы из пепла! {48}
В начале января 1450 г. один из основных сторонников Саффолка был убит в Портсмуте.
И в этом году, в пятницу, на 9-й день января, мессир Адам Молейнс (Master Adam Moleyns), епископ Честера и хранитель личной печати короля, был послан королем в Портсмут с целью выплаты жалованья неким солдатам и морякам; и случилось так, что он напустился на них с бранью, чтобы не отдавать им денег, и невоздержанными речами вызвал ссору, в результате чего те набросились на него и безжалостно убили. {49}
Саффолк, серьезно обеспокоенный тем, что события приняли такой оборот, решил подавить оппозицию тактикой, которая уже однажды сослужила ему хорошую службу в 1445 г.: заставить парламент всенародно одобрить его образ действий и руководство. В тот самый день, когда парламент собрался (22 января), он выступил с длинной речью, подробно остановившись на беззаветной службе, которая в течение поколений связывала его семейство с королями династии Ланкастеров:
Наш самый благородный и грозный сиятельный лорд, я полагаю, что, к моему глубочайшему прискорбию и горю, до Ваших ушей дошли — и о том Бог ведает — столь низкие и немыслимые слухи, которые разносятся по всем владениям Вашим и на устах почти у каждого простолюдина. Тягчайшие обвинения и гнусная клевета, порочащие меня перед Вашей величественной королевской персоной и Вашей землей, возведены на меня за достойный всяческого осуждения проступок хранителя Вашей личной печати, кому, как говорят, Бог воздал по заслугам в смерти его. И что молва эта ложится на меня непосильным бременем, которое я не могу сносить, поскольку — и тому Всевышний свидетель — совершенно невиновен. Заклинаю Ваше Высочество, чтобы Вы в милости своей вспомнили, как преданно служил господин мой и отец королю — благородной памяти предку Вашему во всех его походах, как морских, так и сухопутных. И позднее, во времена победоносного государя, короля, отца Вашего, на чьей службе он умер в Арфлёре (Harfleur); мой старший брат пал следующим, сражаясь с ним при Азенкуре; два других моих брата также погибли, сражаясь за Вас в Жаржо (Jargeau), в день, когда я был взят в плен, но, как положено рыцарю, доверившись милости Божьей, выплатил 20 000 фунтов выкупа; мой четвертый брат, остававшийся там ради меня в заложниках, также умер от рук Ваших врагов; я сам встал под ружье во дни правления короля, Вашего отца, и в Ваши тридцать четыре зимы, и состоял в ордене Подвязки тридцать лет, и непрерывно в течение всего этого времени сражался там семнадцать лет, ни разу не побывав дома и не видев родной земли [9] ; и после моего возвращения домой я пятнадцать лет непрерывно служил Вашей благороднейшей персоне, в которой я нашел столько милосердия и совершенства, сколько когда-либо вассал мог найти в своем господине и покровителе, да вознаградит Бог Ваше Высочество за это на небесах и на земле. И в сем Вашем королевстве, Сиятельный Лорд, я родился, и здесь мои наследные владения, и мне должно, что бы ни случилось с этими землями и что бы ни произошло со мной, служить Вам, Сиятельный Лорд, и нашему благородному государству. И все сие справедливо рассудив, если в каких-либо поступках, совершенных мной, будь то во Франции, или здесь, на этой Вашей земле, Вы усмотрите жажду суетной выгоды или стремление к власти, или деяния мои покажутся криводушными или оскорбительными для Вашего высокого положения, или Вашей земли, коей я плоть от плоти, то не существует такого страшного наказания, которого бы я не заслужил… {50}
9
Саффолк, конечно, здесь преувеличивает. Возможно, он безотлучно находился во Франции в течение четырнадцати лет, в 1417—1431 гг.