Воздухоплаватель
Шрифт:
Из окон домов на них стали кричать, справедливо упрекая в нарушении тишины. Рыболовы объединились и дружно стали переругиваться с разбуженными жильцами.
— Господи! И чего я сказал-то такого? — растерялся Заикин.
На него уже никто не обращал внимания, и только маленький пожилой француз наскакивал на него и кричал, наверное, какие-то нехорошие французские слова.
— Чего я сказал-то? Что ты подсекать не умеешь, так тебе это любой одесский босяк скажет.
А француз все продолжал вопить и наскакивать.
— Ну,
Неизвестно, чем кончилась бы эта ссора, в которую уже была вовлечена вся набережная, если бы из-за угла не появилась большая пароконная фура, груженная ящиками с капустой.
Фура катилась по мостовой, грохоча и подпрыгивая. Она заглушила голоса ссорящихся, которые тут же накинулись на возчика. Возчик показал язык и еще быстрее погнал лошадей. Но в этот момент переднее колесо фуры приподняло здоровенную крышку канализационного люка, а заднее колесо попросту провалилось в этот люк. Раздался треск и грохот падающих ящиков, посыпались капустные кочаны. Лошади остановились как вкопанные и от неожиданности присели на задние ноги.
Возчик скатился с козел и стал орать и на жильцов, и на рыболовов, и на лошадей.
Несколько человек бросились помогать возчику и лошадям, но усилия их были тщетны. Заднее колесо прочно застряло в люке.
Лошади безуспешно скребли копытами по мостовой, французы горланили и подбадривали друг друга так же темпераментно, как только что ссорились, но фура не двигалась с места.
— Вот орать-то вы мастера, — сказал Заикин маленькому пожилому французу-рыболову, который суетился больше всех, командовал и был в отчаянии от того, что его никто не слушает.
Заикин подошел к выступающей оси провалившегося заднего колеса, добродушно оттер плечом суетившихся французов и даже прикрикнул на них по-грузчицки:
— Поберегись!
Из переулка на набережную выкатился наемный открытый фиакр, в котором сидели два элегантных господина.
Дорога была перекрыта застрявшей фурой, и фиакру пришлось волей-неволей остановиться.
Заикин хозяйски осмотрел колесо, кому-то сунул в руки свою роскошную трость, а сам подошел к возчику и вытащил у него из-за фартука большие рабочие рукавицы. Надел их и ухватился за заднюю ось.
— Та-а-ак... — сказал он и неторопливо приподнял огромную пароконную фуру со всем ее содержимым. Заднее колесо медленно вышло из люка и повисло в могучих руках Заикина. На набережной воцарилась абсолютная тишина. Потрясенные люди боялись проронить слово.
Заикин убедился, что колесо полностью вышло из люка, и рявкнул возчику:
— Пошел!!!
От крика Ивана Михайловича лошади рванулись раньше, чем возчик успел натянуть поводья. И под восторженные крики, несшиеся с набережной и из окон, фура прокатилась вперед на несколько метров от опасного места.
— О мсье! — восхищенно простонал пожилой маленький француз.
Он взял свою удочку в обе руки, словно шпагу, и несколько театральным жестом протянул ее так, как протянул бы свое оружие побежденный, сдаваясь на милость победителя.
— Мерси, — сказал Заикин и принял подарок.
— О мсье!.. — восхищенно повторил француз и отступил.
Несколько рыболовов подхватили свой небогатый улов и бросились вручать его Заикину. Через секунду Заикин держал десяток тощих рыбешек, нанизанных на несколько ниток, а возчик выбрал самый большой и самый белый кочан капусты и положил его у ног Ивана Михайловича.
— Это он, — сказал по-русски один господин в фиакре другому. — Это может быть только он. — Привстал с сиденья и крикнул: — Иван Михайлович! Господин Заикин!
Заикин обернулся и увидел фиакр с двумя элегантными господами. Он счастливо засмеялся и поднял приветственно удочку и связку рыбешек над головой. Но тут его осенило.
— Миша! — громовым голосом закричал он, и лошади снова рванули фуру вперед.
Набережная захохотала.
— Миша!!! — снова прокричал Заикин и, продираясь сквозь толпу, по простоте душевной объяснял на ходу французам: — Это Миша Ефимов. Земляк, можно сказать! Наш. Из Одессы! Компрене?
— Уй, мсье... Уй, мсье... Бон вояж! — отвечали ему со всех сторон.
В фиакре Заикин сидел напротив Ефимова и его спутника, держа в руках удочку и рыбешек.
— Иван Михайлович, хочу представить тебе инженер-капитана российского флота господина Мациевича Льва Макаровича, — сказал Ефимов.
Заикин поклонился и добросердечно сказал:
— Очень, очень рад. Просто и слов не найду! Это же надо, где своих встретил!
— Это не ты встретил, а мы тебя, — засмеялся Ефимов. — Мы тебя с ночи разыскиваем.
— Батюшки-светы! — изумился Заикин. — Это каким же путем проведали?
— Александр Иванович Куприн узнал наш адрес и телеграфировал о твоем приезде.
— Ох, светлая душа Ляксантра Иваныч! — с нежностью проговорил Заикин.
— А вы, Иван Михайлович, насколько я знаю, в прошлом году здесь, в Париже, чемпионат мира выиграли? — с улыбкой спросил Мациевич. — По каким же делам теперь во Францию пожаловали? Снова по спортивным или отдыхать?
Заикин подозрительно глянул на Ефимова и Мациевича:
— А Ляксантра Иваныч в телеграмме не сказывал?
— Нет, — ответил Ефимов. — Только просил встретить и помочь на первых порах.
— Дак я же к вам, — расплылся в улыбке Заикин. — В школу воздухоплавательскую!
— Решили на полеты посмотреть? — вежливо осведомился Мациевич.
Фиакр остановился на улице Мира у дома 27, где помещалась маленькая гостиница, в которой остановился Заикин.
Заикин встал, обстоятельно подвесил рыбок к удочке, взял свою палку и неторопливо сошел на мостовую. И только тогда ответил: