Воздухоплаватель
Шрифт:
Фарман резко повернулся и вышел из цеха.
Заикин не понял ничего из того, что сказал Фарман, и беспомощно повернулся к своим новым друзьям — Жану и Жаку:
— Чего он сказал-то?
Этот же вопрос Заикин повторил Льву Макаровичу Мациевичу.
Они стояли на краю летного поля, около ангаров: Жан, Жак, Мациевич и Заикин.
Жан и Жак, перебивая друг друга, рассказывали Мациевичу содержание разговора Заикина и Фармана. Лев Макарович смеялся и
— Чего он сказал-то? — с тревогой повторил Заикин.
— Все в порядке, Иван Михайлович, — успокоил его Мациевич. — Едем в Париж, по дороге все расскажу. Значит, как вы Фарману сказали? Ну-ка, повторите.
Заикин смущенно повторил тщательно выученную французскую фразу. Жан, Жак и Мациевич восторженно захохотали.
— Что-нибудь не так сказал? — испугался Заикин.
— Нет, нет! Все прекрасно! Как мы и учили. Просто я не ожидал такого эффекта.
— А чего, — самоуверенно сказал Заикин, — я ко всему способный. Мне это еще Ляксантра Иванович Куприн говорил.
— Я совершенно согласен с господином Куприным, — весело сказал Мациевич и обнял Заикина: — Вперед! Аллон з анфан де ля патри...
Заикин подмигнул Жану и Жаку, и они пошли с Мациевичем в сторону Мурмелона.
В парижской конторе Фармана бесстрастный чиновник монотонно перечислял расходы, которые должен был оплатить Заикин, а Лев Макарович Мациевич тут же переводил:
— Три тысячи франков за курс обучения. Три тысячи двести франков в счет исправления всех будущих поломок в процессе обучения.
Заикин присвистнул и сказал:
— Лев Макарович, будь ласков, запиши сам и подсчитай, Христа ради. А то ведь ни за понюх табаку обжулит. Гляди, рожа у него какая!
Чиновник на секунду приостановился, переждал фразу Заикина и продолжал тем же бесстрастным голосом перечисление расходов. А Мацисвич взял в руки карандаш и бумагу и стал записывать, повторяя по-русски:
— За возможную поломку одного цилиндра мотора «Гном» — одна тысяча восемьдесят франков. Замена прорезиненной ткани на несущих поверхностях из расчета восемь франков за метр.
— Стой, стой! — вскричал Заикин. — Ты что, сдурел?!
Чиновник поднял на Заикина спокойные, холодные глаза.
— Жулик он, Лев Макарыч! — заволновался Заикин. — Ишь, ловкий какой! Восемь франков! Да где это видано?! Эта ткань прорезиненная в любой мануфактурной лавке по три франка за метр, бери — не хочу! А он — восемь франков!
— Продолжать? — по-французски спросил чиновник у Мациевича.
— Ты что думаешь — меня обдурить просто? — раскипятился Заикин. — Али я копейку к копейке сложить не смогу? Да я чемпионат борцовской три года держал! На полтинник ни разу не ошибся при любых расчетах!
— Успокойтесь, Иван Михайлович, — сказал Ма-циевич. —
— Но это же грабеж средь бела дня, — растерялся Заикин. — Неужто их совесть не мучает?
Чиновник снова уткнулся в прейскурант и монотонно забубнил.
— Аппарат системы «Фарман» — тридцать пять тысяч франков, — переводил и записывал Мацие-вич. — Запасные части и ангар...
— Какой еще «ангар»? — снова вскинулся Заикин. — Не нужен мне их ангар! Да я у себя в России...
Чиновник спокойно сказал несколько слов, и Мациевич перевел их Заикину:
— Аэроплан продается только с запасными частями и ангаром. Итак: запасные части и ангар — девять тысяч франков. За страховку третьих лиц, могущих пострадать при обучении полетам, по сто пятьдесят франков в месяц...
— Разбойники! — в отчаянии простонал Заикин.
Около банка Форжеле стоял автомобиль.
Шофер ходил вокруг автомобиля и протирал тряпкой медные части облицовки кузова.
На заднем сиденье, закрыв глаза и подставив лицо нежаркому весеннему солнцу, сидела баронесса де ля Рош.
Она не видела, как мимо нее прошли Заикин и Мациевич. Она не слышала, как уже в дверях банка Заикин обиженно прогудел:
— С ума сойти! Пятьдесят пять тысяч триста восемьдесят франков! Это сколько же получается по нашему, Лев Макарыч?
— Двадцать одна тысяча двести пятьдесят два рубля, — ответил Мациевич и первым прошел в операционный зал банка.
— Батюшки-светы! — сказал Заикин. — А ведь мне Пташниковы только половину таких денег выдали!
— Какие Пташниковы? — насторожился Мациевич. Заикин поскреб в затылке и нехотя сказал:
— Неохота мне, Лев Макарыч, говорить было, жаловаться... А ведь со мной в Одессе знаешь, какая штука произошла...
У одного из окон операционного зала стоял Леже и как с добрым знакомым разговаривал с банковским чиновником, который, ни на секунду не прекращая пересчитывать толстенную пачку денег, успевал улыбаться и задавать светские вопросы.
— Здоровье мадам?
— Благодарю вас, Поль. Отлично.
— Вас долго не было.
— Россия, Австрия...
— Как в России?
Леже вздохнул и через паузу ответил:
— Хорошо.
Чиновник на мгновение приостановился, вскинул глаза на Леже и снова зашелестел купюрами.
— Новый аэроплан для мадам? — спросил он.
— Да, — ответил Леже и вдруг увидел Заикина, который в углу зала что-то горячо рассказывал Мациевичу.
Чиновник закончил считать деньги и сказал:
— Все правильно, мсье.
Леже не ответил. Он продолжал смотреть на Заикина.