Воздушная тревога

Иннес Хэммонд

— Одну минуточку, — сказал голос в трубке. — Передаю засечку. Строй около 200 самолетов в 25 милях к юго-востоку, летят на северо-запад. Высота — 20 тысяч футов.

Я передал информацию Лэнгдону. Люди на позиции выслушали новость молча. Мы уже привыкли к большим скоплениям самолетов. Но я знал, о чем думают все. Я и сам думал о том же: неужели их цель — Торби?

— Внимание! Внимание! — опять «танной». — Воздушная тревога! Воздушная тревога! Всему персоналу немедленно в убежище! Немедленно в убежище! Воздушная тревога!

Всё.

Мы напряженно ждали, наблюдая за небом. Оно было очень синее, высоко плыли небольшие облачка. Эскадрилья «Ласточкин хвост» скрылась из виду, превратившись в крошечные пятнышки, взбирающиеся вверх на юго-восток. У Лэнгдона был бинокль. Он то и дело вглядывался в небо на юге и востоке. Хотя пошел только одиннадцатый час, в окопе уже было жарко. Солнце палило нещадно, так что глазам было больно, и они уставали, силясь разглядеть крапинки самолетов, которые показывались лишь тогда, когда высоко под лазурной чашей небосвода на них светило солнце.

— Они летят прямо со стороны солнца, — сказал Хенсон.

— Да, это им как раз и надо, — добавил Блах. — Чтобы мы ничего не разглядели.

— Если они приземлятся, они сразу же отдадут тебя на заклание, — сказал Мики. — Ты бы хоть выкинул свой личный номер, если там записана твоя иудейская религия.

Мы засмеялись. Посмеяться над чем угодно сейчас было громадным облегчением. Блах тоже заулыбался.

— Я его уже выкинул, — сказал он. — Беда в том, что я не могу выкинуть свой нос.

— Ты бы мог его отрезать, — предложил кто-то.

— Изуродовать себе лицо? Нет уж, спасибо. Тогда Кэн не даст мне роли после войны.

— Слышите? — сказал капрал Худ.

До нас донесся едва различимый гул моторов высоко летящих машин.

— Это они, — сказал Четвуд.

— Иисусе! И ни одного нашего истребителя не видно, — проговорил Кэн.

Гул моторов стал громче.

— Тот джерри действительно сказал, что сегодня нас будут бомбить? — спросил меня Мики.

Я кивнул.

Наступило молчание.

— Боже, как бы я хотел добраться до них со штыком!

— Спускайтесь сюда, ублюдки! Спускайтесь! — лицо у Мики, когда он бормотал свой вызов небу, напряглось. Он повернулся к Лэнгдону. — Что ты думаешь, Джон? Сегодня наша очередь?

— А, заткнись ты, — сказал капрал Худ.

— Смотрите! Вон! — Четвуд указывал высоко на северо-запад. — Он на секунду сверкнул на солнце.

Мы напрягали зрение, но никто ничего не разглядел, хотя стук моторов слышался уже отчетливо. Этот звук доносился с той стороны, куда указывал Четвуд.

— Вон он опять, — сказал Четвуд. — И другие. Сейчас я вижу их все, — он принялся считать. — По-моему, двадцать один.

— Да, я тоже вижу, — подтвердил Фуллер.

Лэнгдон выискивал самолеты в бинокль. Я всматривался в небо, но ничего не видел. Если не сфокусируешь глаза на правильное расстояние, самолет разглядеть невозможно.

— На, взгляни, — сказал Лэнгдон, протягивая бинокль Четвуду. — Если их 21, тогда я не думаю, что это джерри. Впрочем, какая-нибудь эскадрилья могла пройти над Лондоном незамеченной.

Четвуд взял бинокль и вскоре сказал:

— Все в порядке. Это «харрикейны».

Зазвонил телефон.

Услышав сообщение оператора, я похолодел от ужаса. Положив трубку, я повернулся к Лэнгдону.

— Первую группу отогнали, — сказал я. — Но другая группа самолетов как раз сейчас пересекает побережье. В ней 50 бомбардировщиков в сопровождении двух очень больших групп истребителей. Бомбардировщики на высоте 20 тысяч футов, истребители на высоте 25 и 30 тысяч.

Все промолчали. И тут же снова начали вглядываться в небо. Мики что-то бубнил себе под нос. Я поглядел на лица ребят. Вид у всех был неряшливый. Побриться в то утро никто не успел. И хотя от солнца мы все стали коричневыми, лица казались бледными и усталыми.

Над аэродромом кружили две эскадрильи «харрикейнов». Время от времени «хвостовой чарли» каждой эскадрильи, то есть самолет, который мотается из стороны в сторону сквозь строй, чтобы охранять его с тыла, сверкал на солнце, будто серебряная обертка.

Не знаю, сколько мы так вот ждали, наблюдая за небом. Казалось, целую вечность. Но ничего не менялось, только эти две (впервые две!) эскадрильи кружили над нашей базой. Время шло, но для нас оно остановилось. Разговоры стихли. Молчал даже Мики, из которого обычно так и сыпались остроты.

Все напряженно ожидали развязки.

Вдруг снова заблеял «тайной»:

— Внимание! Через несколько минут самолеты начнут садиться на заправку и пополнение боеприпасов. Всем наземным командам быть наготове. Самолеты надо поднять в воздух как можно скорее. Всем командам быть наготове. Всё.

— Должно быть, где-то идет бой, — заметил Четвуд.

— Как жаль, что они бьются далеко от нас, — сказал Мики. — Так хочется посмотреть, как фашисты падают на землю, а наша старая пушка бабахает — бах, бах, бах! Вот бы мы нагнали на них страху, скажу я вам. Правда, Джон?

— Ты еще можешь пожалеть о своем желании, Мики, — ответил Лэнгдон.

Я бросил взгляд на часы. Была половина двенадцатого. Этот налет, должно быть, тоже разогнали. Услышав звук моторов быстро приближающегося самолета, я поднял глаза. Машина на малой высоте быстро шла с востока.

— Что это? — спросил кто-то.

— «Харрикейн», — ответил Лэнгдон.

Самолет был из эскадрильи «Тигр». Он сделал только один круг над аэродромом и приземлился, сильно подпрыгивая. Наземная команда и бензовоз были уже наготове. По одному начали слетаться другие самолеты — один с сильно потрепанным от снаряда хвостом, другой — с погнутым крылом. Большей частью они спешили сесть, некоторые даже не делали круга, а садились прямо на траву, несмотря на легкий ветер.