Воздушная тревога
Шрифт:
Старик суетился вокруг нас, как мать родная. Подал нам холодный окорок (бог знает, где он достал такой большой кусок), хлеб, масло и молоко, чтобы запить еду. Только почувствовав запах окорока, я понял, что страшно проголодался, и с аппетитом поел. Говорил старик все больше об англо-бурской войне. А потом он отвел нас наверх, в комнату под остроконечной крышей, снабдил одеялами и зажег для нас свечу.
— Доброй ночи, — сказал он и кивнул, отчего помпончик на его красном ночном колпаке забавно прыгнул в нашу сторону. — Надеюсь, сон у вас крепкий.
Старик закрыл дверь, и мгновение спустя ключ
Мики, наевшийся по обыкновению до отвала, плюхнулся на кровать в чем был.
— А старикан ничего, правда? — спросил он, потом удовлетворенно хрюкнул и закрыл глаза, поленившись даже укрыться одеялом. Еда и сон — единственное, что скрашивало его армейские будни. Мне оставалось только последовать его примеру. Сняв форменку и ботинки, я лег с ним рядом и натянул на себя одеяло.
Но уснуть оказалось не так-то просто. Я тревожился из-за грядущих опасностей и оттого, что понятия не имел, как будет истолкована моя самовольная отлучка. Поверит Огилви моим объяснениям, когда я снова явлюсь на службу, или же я окажусь под арестом по обвинению в дезертирстве?
Наверное, я все-таки задремал, однако момент пробуждения стерся из моей памяти. Просто я вдруг понял, что пребываю в полном сознании и чувствую себя так, будто не спал вовсе. Потом до меня дошло, что тревога не рассеивается даже тогда, когда разум свободен от мыслей об опасности. Какое-то мгновение я никак не мог понять причины беспокойства, затем услыхал едва уловимый шум. Казалось, где-то на низшей передаче движется автомобиль. Я перевернулся на другой бок, намереваясь заснуть опять, но вдруг вспомнил, что шоссе слишком далеко — слишком далеко, чтобы звук этот мог долететь сюда. Его мог донести ветер, но ночь была тихая… Да и с чего бы вдруг водителю ехать по шоссе на первой скорости?
Шум нарастал. Внезапно я понял, что это не легковой автомобиль: звук был куда громче, и источник находился не на шоссе, а гораздо ближе. Вскочив с кровати, я подошел к окну. Луна стояла довольно высоко, и даже легкий туман, по-прежнему висевший в воздухе, не помешал мне разглядеть какое-то движение позади зарослей утесника ярдах в пятистах от меня. На открытое место выполз грузовик, следом за ним, почти впритык, второй, потом показался и третий. Я смотрел, как они исчезают из виду, растворяясь в тумане. Шум моторов мало-помалу затих, но я продолжал ждать, и наконец мое терпение было вознаграждено — я увидел на шоссе мигающее светлое пятно, а следом за ним еще два огонька. Они двигались в южном направлении.
Я взглянул на часы: было самое начало второго. До рассвета еще три часа. Я не знал, что делать. Это могли быть и армейские грузовики. Вдруг я вспомнил, как раненый рабочий бормотал, что в Коулд-Харбор он поедет на грузовом автомобиле. То, что я искал, могло быть и не на самой ферме, а где-нибудь поблизости. Возможно, ферма сама по себе совершенно безобидна, но неподалеку от нее расположен, к примеру, тайный склад оружия, который удобства ради тоже именуют Коулд-Харбор.
Я никак не мог решить, что же предпринять. Я окончательно разуверился в своей способности мыслить логически и боялся наворочать еще больших глупостей, чем те, которые, похоже, уже совершил. Пока я стоял у окна, раздумывая, как быть, до моего слуха вновь донесся отдаленный рев моторов, надрывавшихся на низкой передаче. Я вперил взор в кустарник, из-за которого выползли на этот раз четыре грузовика. Я следил за фарами, пока машины не выехали на шоссе. Они тоже свернули к югу. Почувствовав внезапную решимость, я круто повернулся.
— Мики! — приглушенным голосом позвал я и потряс его за плечо. — Мики, проснись!
— А-а? — Мики повернулся, уставился на меня и сонно заморгал. — Что такое?
— Надо мотать отсюда, — сказал я.
— Не понимаю, чего ради. Разве тут плохо?
— Неплохо, только тут творится неладное.
— Скажи, когда смеяться, — промямлил он, — и я посмеюсь.
— Не будь ослом! — яростно встряхнув его, рявкнул я.
— Ладно, ладно, — недовольно проворчал он, слезая с кровати. — Что случилось?
Рассказав ему об увиденном, я добавил:
— Надо попробовать дознаться, откуда едут эти грузовики и что они везут. А времени у нас мало.
Я уже надел форменку и теперь обувался.
— А может, это бедную пехоту на ночные маневры повезли? — бестолково произнес Мики. — Он никак не мог проснуться.
Я подошел к окну. Высота была футов двадцать, внизу твердый грунт, но плющ казался довольно прочным. Единственная трудность — решетка. Прутья были гораздо толще, чем обычно в детской. Более того, при ближайшем рассмотрении оказалось, что они не привинчены к оконной раме, а замурованы в глубокие гнезда. Складным ножом я соскреб краску и внимательно изучил цемент. Он был не совсем свежий, но наверняка гораздо моложе рамы.
И в этот миг шоры упали с моих глаз. Окно забрано решеткой вовсе не потому, что комната когда-то служила детской. И не потому заперли дверь, что мы здорово смахивали на отпетых субчиков. Просто наш старик — вовсе не тот, за кого себя выдает.
Я изо всех сил рванул прутья, но они даже не дрогнули.
— Не рыпайся, браток, все равно не выдернешь, — рассудил наблюдавший за мной Мики, — Попробуй лучше дверь.
— Она заперта, — сообщил я.
— А что, разве нельзя отпереть?
— Можно, — ответил я, дивясь его тупости, — только вот ведь беда какая: ключ-то с другой стороны.
— Дай-ка мне ножик. Свой я однажды вечером посеял в подпитии.
Я отцепил нож от шнурка. Мики открыл шильце и сунул его в замочную скважину. Спустя пару минут из-за двери донесся стук упавшего ключа.
— Плевое дело, когда есть подходящий инструмент, — пробормотал Мики, осторожно ковыряясь шилом в замке. — Эта штуковина слишком толстая.
Помочь я ничем не мог. Я просто стоял рядом и ждал в лихорадочном волнении, боясь, что Мики не справится. Но вот наконец раздался щелчок, и он выпрямился.