Воздушная тревога
Шрифт:
Мики кивнул и подхватил винтовку.
— Ладно.
Мгновение спустя грузовик замер на месте. Мики перепрыгнул через борт прежде, чем колеса перестали вращаться.
— Руки вверх и вылезай, — приказал я водителю.
Он не имел ни малейшего желания вступать с нами в драку и слез на дорогу, держа руки над головой. Это был здоровенный детина. Его страх и растерянность едва не заставили нас рассмеяться. Похоже, парень решил, что настала пора прощаться с жизнью. Спустившись с грузовика, я вытащил револьвер из его кобуры.
— Кругом! — приказал я и, едва он выполнил команду, передал револьвер Мики, дулом вперед.
— Сможешь отключить его, не убивая? — шепотом спросил я.
— Смотри и учись, — ответил Мики.
Поплевав на правую руку,
Мы оттащили его на обочину и связали той же веревкой, которой прежде спутали нас самих. Заткнув парню рот его собственным платком, я обмотал кусок веревки вокруг головы, чтобы кляп не выпал, потом мы вытащили из грузовика остальных двоих. Оба были мертвы. Пуля, выпущенная мной в Перрета, раскроила ему череп. Мы отволокли трупы в обрамлявший шоссе лес и спрятали в кустах рододендрона, после чего вернулись к грузовику. Если по пути к ферме я гнал машину довольно быстро, то сейчас и подавно выжимал из «бедфорда» все, на что он был способен. Времени почти не оставалось. Когда мы пронеслись мимо Роубака и устремились вниз по длинному склону холма к повороту, на котором нас должны были прикончить, я заметил, что уже четвертый час. И хотя я ехал так быстро, как только отваживался, в деревушку Торби мы влетели лишь в двадцать минут четвертого.
— Я иду в лагерь тем же путем, каким выбирался оттуда, — заявил я Мики. — Ты все еще намерен дезертировать или пойдешь со мной?
— А я не дезертировал! — со злостью возразил он. — Я просто переходил в другую часть, и ты это прекрасно знаешь!
— Ладно, ладно. Так ты по-прежнему хочешь перевестись или останешься со мной?
— Такого еще не бывало, чтоб я бросал товарища!
— Значит, возвращаешься со мной?
— Надо думать! Только на кой тебе лишние сложности? Чего ради возвращаться тем же путем, как будто это кросс какой-нибудь? Почему не подкатить прямо к главным воротам и не потребовать встречи со стариком Уинтоном?
— Потому что время у нас на вес золота, — ответил я. Мы проехали развилку, ведущую к главным воротам аэродрома, и я сбросил скорость. — Кроме того, — добавил я, — вполне возможно, что Уинтон мне и не поверит. Прежде чем мы встретимся с Уинтоном, нам надо захватить эти грузовики.
Я остановил машину.
— Давай, пошли. Мы выбирались примерно здесь.
Машина стояла на середине склона холма. Выйдя наружу, я отпустил тормоза, и грузовик свободно покатился вниз.
Это отвлечет охрану, — сказал я и, миновав изгородь из колючей проволоки, углубился в лес, находившийся как раз возле нашей позиции.
Глава X
Дым над Торби
Грохот сорвавшегося с поворота грузовика прозвучал на удивление громко. Мы невольно остановились, прислушиваясь. Перешептывались под легким бризом деревья, но больше никаких звуков не было. Мы перескочили через канаву, возле которой так неожиданно столкнулись три с небольшим часа назад. В лес уже просочилась призрачная лунная бледность, все вокруг отбрасывало тени. Мы шли крадучись, короткими перебежками от дерева к дереву. Разум подсказывал мне, что так и надо. Без причины патрульный с тропы не свернет, и даже если он где-то рядом, внимание его привлечено к грузовику. И все-таки рассудок не мог приглушить нервного напряжения: слишком уж велика была ставка. Мы должны были добраться до позиции и не попасться при этом. Если все сорвется в самый последний момент только из-за тупости начальника охраны, будет еще обидней. А ведь лес — наиболее простой отрезок пути; дальше за ним — склон, ведущий к колючей проволоке, голый и освещенный луной. Вот, наконец, и сама проволока.
Мы добрались до тропы — широкой, белесой в лунном свете вырубки — и преодолели ее без всяких приключений. Наконец деревья поредели, на фоне белого холма проступили их пышные ветви. Продравшись сквозь низкие, нависшие сучья, мы остановились и посмотрели на бледный травянистый склон. Проволочная изгородь пересекала его черной полосой,
— Господи, — пробормотал Мики, — ну и дельце нам карячится.
Я кивнул.
— Боюсь, все против нас. Лучше пробираться по одному.
— Ладно, браток, только что мне делать, если я прорвусь, а ты — нет?
— Ступай на пост оповещения и разыщи кого-нибудь из начальства. Расскажешь им все, что видел и слышал. Не пытайся удрать, если тебя окликнет патруль, — добавил я. — Удачи! Если проскочим оба, увидимся в бараке.
— Тогда до встречи.
— Надеюсь.
Мы расстались, осторожно выбрались на открытое место и с опаской двинулись вверх по склону. Часовой удалялся от нас вдоль проволоки, других охранников мы не видели. Второй патрульный мог стоять южнее нашего барака, там, где к изгороди примыкала купа деревьев, но с этой опасностью приходилось мириться. Пригнувшись пониже и не сводя глаз с охранника, я быстро двинулся вверх по склону. Вдруг часовой остановился и несколько секунд смотрел вниз, в долину. Я распластался в траве. Луна казалась неестественно яркой, и я подумал, что охранник наверняка меня видит, однако он вскоре зашагал вдоль проволоки снова в северном направлении.
Теперь я был в какой-то сотне ярдов от изгороди. Мне уже видны были даже шипы. Дальше я пополз на брюхе, хотя меня так и подмывало пуститься к проволоке бегом: слишком уж дорого было время, но я знал, что, попавшись, потеряю еще больше, а посему продолжал ползти, медленно и с великими предосторожностями. За поросшими травой кочками меня было не разглядеть. И я больше не видел часового, если не поднимал голову. Исчез из поля зрения и Мики.
Наконец моим глазам открылась вся изгородь — от деревьев слева до откоса справа. Патрульный возвращался своим маршрутом. Я приник к земле и зарылся лицом в траву в надежде, что он примет мою голову за какую-нибудь тень. Бряцанье его оружия раздавалось все ближе и ближе, наконец я почувствовал, что он вот-вот споткнется, налетев на меня. Больше всего на свете мне хотелось сейчас взглянуть на часового и проверить, смотрит ли он в мою сторону. Но вот он прошел мимо, лязг штыка мало-помалу затихал, потом разом оборвался.
Подавить искушение я не мог и опасливо приподнял голову. Патрульный будто к месту прирос и затих ярдах в тридцати слева от меня. Луна висела у него за спиной, и черный силуэт казался памятником всем, кто погиб в войнах, пытаясь положить им конец. Чудилось, он застыл навеки, глядя на склон перед собой. Где-то там лежал и выжидал Мики. Точно так же, как лежал и выжидал я сам.
Одному богу ведомо, сколько времени простоял на месте охранник. Взглянуть на часы я не мог — боялся шевельнуться. Дух сухой травы напоминал о ленивом летнем покое где-нибудь под сенью дуба, о тишине на холмах Суссекса. Знакомый аромат наполнил сердце щемящей тоской по канувшим в прошлое дням. Наконец часовой двинулся дальше, но через несколько ярдов снова замер, пристально вглядываясь в залитый лунным сиянием холм. Сердце мое заколотилось. Не иначе, он заметил Мики.
Свет луны вновь упал на штык, белым бликом сверкнув на стали. В этот миг мне подумалось, что патрульный никогда не уйдет. Время, драгоценное время уходило впустую. Я уже чувствовал, как едва заметно светлеет небо — скоро утро.
Но вот часовой отвернулся и вновь размеренным шагом двинулся вдоль проволоки. Он больше не останавливался и в конце концов исчез в чахлой рощице, сквозь которую тянулась изгородь. Меня от этой рощи отделяло ярдов пятьдесят, не больше. Будь у меня хоть немного времени, я бы дождался, когда страж пройдет по участку обратно и удалится от меня к северу. Тогда я был бы в наибольшей безопасности, наверняка зная, что часовой находится спиной ко мне. Но стрелки моих часов показывали уже 35 минут четвертого. Вполне вероятно, что проволоку мне удастся преодолеть лишь через четверть часа, если я стану ждать возвращения охранника. Нет, придется рискнуть: тянуть так долго у меня попросту не хватит духу.