Воздушные рабочие войны. Часть 2
Шрифт:
— Да разведчиков. Потрепали их сильно в тылу у немцев. Космодемьянская, Сиротинин и Марченко здесь. Вряд ли ты их знаешь.
Девушка кивнула:
— Знаю. А остальные? Тихонов, Харуев?
— Лена, не знаю, честно. Я их в самолете впервые увидел, когда сюда сопровождал. А фамилии в документах сопроводительных прочитал. Но если это важно для тебя, то могу узнать.
Волкова отрицательно мотнула головой.
— Не надо. Я к Зое сама зайду.
— Тогда вот, — Василий вытащил из кармана гимнастерки бумажку с данными ребят, — здесь написано, отделение и палаты. Я запомнил, а тебе пригодится. Он посмотрел на Тимура с Зиной: — Вы надолго здесь?
—
— Тогда давай так. Вечером ко мне. Адрес помнишь?
— Еще бы! — усмехнулся Тимур.
— Ну вот. Лена, Зина, вас тоже жду.
А вот тут сорвалось. Обе девушки категорически отказались. Лену не отпустят из госпиталя, а Зина сказала, что она мужняя жена и ходить в гости к чужим мужчинам не будет. Пришлось разводить руками и прощаться. Ему еще отмечаться в комендатуре, в ГУ ВВС, да и к отцу надо зайти. Все-таки с фронта приехал.
[i] Вес РСИ-3 (радиостанция самолета-истребительная) 15,2 кг. Радиостанция была рассчитана на прием в течении всего времени полета. Непрерывная передача могла продолжаться не более 30 минут. Нормальная работа гарантировалась в диапазонах высот до 10 000 метров. Дальность радиосвязи зависела от многих сопутствующих факторов и условий. Двухсторонняя радиосвязь между самолетам с однотипными радиостанциями была возможна примерно на расстоянии от 15 до 20 км. Дальность приема наземной радиостанции составляла примерно 80 км. На самом деле дальность была меньше, а качество связи, примерно, никакое. Единственный плюс — простая, как трояк советский. На коленке собрать можно. А вот РСБ (для бомбардировщиков) весила уже 56 кг. Правда связь давала получше и подальше до 350 км., но это в идеальных условиях и если у начсвязи руки и голова оттуда, откуда надо растут. А вообще, проблемы связи в РККА расписаны и обжеваны на сто рядов, не буду углубляться.
V
Ну, вот и разошлись. Умчался с озабоченным видом Василий Сталин, следом засобирался Тимур Фрунзе. Последней убежала Зина, протараторив, что ей еще надо зайти на почту отправить письмо Витеньке. Лена мимолетно улыбнулась. Суровый, с обожжённым лицом, которое делало его еще угрюмее, Коротков, в представлении Лены никак не вязался с Витенькой или Витюшенькой. Но при упоминании мужа у Зинаиды в глазах появлялось столько любви и нежности, а сама она начинала светиться изнутри. Повезло с ней Короткову. И ей с ним повезло. Несмотря на всю свою непохожесть, они как-то гармонично дополняли друг друга — красивая, разбитная и говорливая Зинка и молчаливый основательный капитан.
Сердце тяжело сдавило. Вспомнился ее Колька. Как он переживал, что не был в бою, как рвался воевать! Обижался на Стаина, что держит их с парнями на земле, вечными поднеси-подай. А как трогательно за ней ухаживал, стеснялся, ревновал к Сашке. И застенчиво краснел, после той ночи. А потом его не стало! И теперь все по-другому. Не так, как раньше. И она не такая. Нет больше той Ленки Волковой, прямой и порывистой, желающей постоянно что-то доказывать и спорить, стремящейся быть похожей на отца и мечтающей о героических сражениях и подвигах. Умерла вместе с первой своей любовью. Захотелось забиться в угол и заплакать, завыть тяжело, по-бабьи. Но слез не было. Кончились. Осталась только лютая ярость и ненависть к врагу, пришедшему на ее землю и разрушившему все самое дорогое, что у нее было. Как же она понимала теперь Сашу Стаина, впервые пришедшего к ним в дом и с удивление и обидой хлопавшего ничего непонимающими глазами, в ответ на ее глупые, совершенно несправедливые обвинения! Какой же беспросветной дурой она тогда была!
Лена доковыляла до курилки. Рука нырнула в карман халата. Эх, папиросы оставила в палате! Курить она начала уже здесь, в госпитале. Знала, что зря. Но от табака становилось как-то легче. А как ругался на нее за это доктор Царьков. Смешной он право слово, Аристарх Федорович. Курить вредно! Тут еще дожить надо до того, как этот вред проявится!
— Ребята, папиросы не будет? Оставила свои в палате, — она обратилась к стоящим тут же и о чем-то, не замечая ничего вокруг горячо спорящим мужчинам в таких же больничных халатах, как у нее. Они раздраженно обернулись, но увидев симпатичную девушку, разулыбались.
— Махорка у нас, красавица. Но папироску сейчас организуем. Лех, ты самый шустрый, сгоняй в палату, у меня там, в тумбочке Казбек, — обратился один из них к товарищу.
— Для такой красавицы сделаем! — блеснул масляным взглядом симпатичный чернявый паренек.
— Не надо, — поморщилась Лена, ей стало неприятно и от этих комплиментов и от оценивающих ее мужских взглядов.
Парни попытались настоять, но вмешался сидящий на подоконнике и читавший книжку, делая на полях пометки химическим карандашом, пожилой мужчина с роскошной вьющейся седой бородой и лихо подкрученными усами. Он, не торопясь, заложив страницу карандашом, отложил книжку и отлипнув от окна сделал шаг к Волковой:
— Цыць, шленды! Охолонись! Напали на девку, жеребцы стоялые! — осадил он парней и протянул Волковой пачку «Герцеговины», — Держи, дочка.
— Спасибо — Лена достала из пачки папироску и прикурила от зажженной дедом, почему-то про себя она именно так его стала называть, спички. Затянувшись ароматным терпким дымом, она закашлялась и отошла от скользких взглядов к тому самому окну, у которого читал книжку дед.
— Как звать-то тебя, дочка? — облокотился на подоконник рядом с ней дед, уверенно отодвинув в угол свою книжку.
— Лена, — разговаривать не хотелось. Хотелось покурить, отвлечься от грустных мыслей и пойти проведать ребят из разведроты. Только вот мужчину, видимо, тянуло поговорить. Вот ведь пристал! И не нагрубишь. Во-первых он старше, а во-вторых, вроде, хороший дядька. Да и не виноват он, что у нее настроение поганое. Оно у нее последнее время всегда такое.
— А меня Василием Исаевичем все кличут. Ну еще дедушкой иногда, — он хитро блеснув глазами усмехнулся в усы, — Давно здесь?
— С апреля.
— Как и я, — кивнул Василий Исаевич, — где вдарило-то тебя, дочка?
Вот же «дочка», да «дочка»! Какая она ему дочка?! У нее свой папа есть!
— Под Вязьмой, — односложно, давя в себе раздражение, ответила Лена.
— Вот как?! — ни с того ни сего оживился дед, — И как ты там оказалась?
«Да что ж ты пристал, хрыч старый! Лучше б мимо курилки прошла! Сначала эти, — она неприязненно посмотрела на переговаривающихся парней, — взглядами всю облапали! Теперь дед этот!»
— А почему это вас так интересует? — она подозрительно уставилась на мужчину. В Ленке проснулась дочь сотрудника госбезопасности, большую часть жизни прожившая на границе. Хоть госпиталь и считается ведомственным Наркомата внутренних дел, но лежали здесь все. И армейские и флотские и даже гражданские, больные и раненые, всяких хватало. И кто такой этот Василий Исаевич, она знать не знает. А такой пристальный интерес к ее месту службы был очень подозрителен. Да и в доверие вон как сразу втерся. Папиросой угостил, познакомился, разговорить старается.