Воздушный штрафбат
Шрифт:
На сомнения Нефедова наводили продолжившиеся и после разоблачения снабженцев ЧП с керосином. Борис сам однажды чуть не разбился из-за того, что в полете двигатель его самолета вдруг начал работать с перебоями. Вместо ровного гула летчик вдруг услышал, как мотор «зачихал»: пых, пых, пых. Резко упали обороты, машина начала дергаться и заваливаться на крыло. Пришлось, едва взлетев, с ходу разворачиваться и садиться. Перед посадкой Борис энергично покрутил «шарманку» выпуска шасси. Это на новейших немецких истребителях шасси выпускались гидравликой одним поворотом специального крана. А на И-16 необходимо было сделать 43 оборота, чтобы вышли колеса.
Приземление получилось крайне неудачным. Одна стойка шасси сломалась. Раз,
Когда, отстегнув привязные ремни и парашют, откинув шторку кабины, Борис с трудом выбрался из-под своего опрокинувшегося навзничь «железного коня», он увидел бегущих к нему товарищей. Первым к молодому человеку подбежал его запыхавшийся, мокрый от пота и перепуганный механик. Он сразу принялся ощупывать руки и ноги Бориса, проверяя, целы ли они. Затем и командир эскадрильи подоспел. Глянув на самолет, он воскликнул:
— Да ты в рубашке родился! Не пойму, как тебя не раздавило?
Когда стали разбираться, выяснилось, что вместо нормального бензина в баки «ишачка» залили самодельное эрзац-топливо, или в просторечии — «авиаконьяк» — жуткую смесь из низкопробных суррогатов. На аэродроме вновь появились контрразведчики с безжалостными лицами фанатиков. Но на этот раз виновных они почему-то не нашли и история не получила продолжения.
А оставшиеся в живых американские наемники вскоре после гибели Джойса, разорвав контракты, отправились на поиски менее рискованного заработка…
Для русских же летчиков война продолжалась. Даже после получения новой машины, Борис частенько прямолинейно ввязывался в маневренные бои с «фиатами» и «хейнкелями» и порой сам бывал крепко бит неприятелем. Так бывало, когда вчерашнему уличному хулигану не удавалось охладить свой мальчишеский пыл. Часто при виде вражеских самолетов у него просто кулаки чесались от предвкушения знатного «мордобоя». Синдром «выпустить когти, шерсть дыбом» подвел под монастырь многих излишне горячих пилотов.
Но по мере набора фронтового опыта Борис становился более хладнокровным и расчетливым бойцом: вместо того, чтобы, как прежде, ввязываться в рискованные разборки на виражах с маневренными истребителями противника, забирался повыше и внезапно атаковал жертву из-за облаков, используя преимущество в высоте и избыток скорости; прибегал к разным хитростям: уходил от противника в сторону солнца, чтобы затруднить преследование, умело использовал для скрытного подкрадывания к цели складки местности, притворялся подбитым, выпуская в крутом падении черный дым из работающего на форсаже «движка» или «замертво» опрокидываясь в штопор, и т. д. Счет его побед стал быстро расти…
После того, как Борис «завалил» десятый самолет противника, комбриг Смушкевич наградил его «маузером» с дарственной гравировкой. Да и со стороны испанского командования Нефедов и его товарищи чувствовали постоянно растущую симпатию. Хотя платили русским добровольцам по-прежнему в несколько раз меньше, чем наемникам из Англии и Франции, но зато здесь, в Испании, советским друзьям многое позволялось.
Однажды аэродром посетили командующий республиканскими ВВС Де-Сиснерос и лидер испанских коммунистов Долорес Ибаррури. Осматривая самолеты, эта стройная брюнетка вдруг повернулась к Нефедову и поинтересовалась через переводчика, что за рисунок изображен на моторе его самолета. Борис ответил, что это герб его рода и что все его предки по мужской линии служили России — везде, где требовалось отстаивать интересы Отечества. Это был, мягко говоря, неожиданный ответ от человека, сражающегося за идеалы мирового коммунистического Интернационала против националистов.
Но Ибаррури лишь мягко улыбнулась, в ее больших сверкающих черных глазах читалось любопытство. Она что-то быстро сказала сопровождающим ее людям, и ее слова вызвали дружный смех в толпе сопровождающих. Но переводчик делегации не успел донести до Нефедова смысл слов высокой гостьи. Зато, когда делегация уехала, к Борису подошел командир его эскадрильи Павел Рычагов. [111]
— Ты что же меня позоришь, Анархист, мать твою! — рассерженно спросил он. — Гербы тут он, понимаешь, малюет, а мне за тебя отдувайся перед испанскими товарищами. А если тебе завтра в голову втемяшит голую бабу на капоте изобразить, мне что, каждый раз твой самолет брезентом от посторонних закрывать?!
111
Впоследствии Герой Советского Союза, начальник Главного управления ВВС РККА. Репрессирован и расстрелян НКВД в 1941 году.
Оказалось, несмотря на то что ответ советского летчика сильно удивил Долорес Ибаррури, она быстро нашлась, как прокомментировать услышанное соратникам: «Вот видите, товарищи, — сказала она, — теперь у нас тоже есть свой красный Барон. [112] А значит — «No pasaran!» [113]
И все-таки, несмотря на все фортели, которые регулярно выкидывал Нефедов, командиры симпатизировали ему и доверяли. Когда возникла необходимость устроить экскурсию приехавшим в Испанию — фотокинорепортеру и по совместительству корреспонденту «Известий» Роману Кармену и журналисту «Правды» Михаилу Кольцову — Смушкевич попросил именно Бориса стать их гидом.
112
Прозвище одного из самых результативных летчиков-истребителей Первой мировой войны — немецкого аристократа Манфреда фон Рихтгофена.
113
Популярный девиз республиканцев: «Они не пройдут!»
Два дня корреспонденты провели на аэродроме, беседуя с летчиками и наблюдая за их повседневной работой. Нефедов даже провез Кармена с его громоздкой аппаратурой на двухместной машине над линией фронта, чтобы известный кинооператор мог из первой кабины сделать панорамную киносъемку боев.
Затем было решено совершить автомобильную вылазку на передовую.
Вообще-то такую поездку требовалось вначале согласовать с высшим испанским руководством. Тогда журналистам выделили бы машину, сопровождающего офицера и на всякий случай надежный конвой. Но Кармен справедливо опасался, что заботливые хозяева перестрахуются и отправят корреспондентов на самый спокойный участок фронта. Репортерам же хотелось увидеть настоящую войну — без прикрас. Через своих знакомых испанцев Борис организовал автомобиль и нанял переводчика.
На том участке фронта, куда они приехали, позицию держала не элитная добровольческая интербригада, а обычная пехотная часть, укомплектованная преимущественно мобилизованными крестьянами. Комиссарам приходилось под страхом немедленного расстрела гнать аполитичных фермеров в бой за непонятные им идеалы.
Впрочем, в любом полку республиканской армии на вполне законном основании офицер имел законное право расстреливать на месте отступающего подчиненного, а сержант — убить уже самого офицера, если тот приказывал подразделению отходить, не имея на то письменного распоряжения высшего начальства. Но если в интербригадах этим правом редко кто пользовался, то в обычных частях подобные самосуды случались не так уж редко и способствовали созданию обстановки взаимного страха и недоверия.