Воздушный замок (Журнальный вариант)
Шрифт:
— Мы тут… беседовали, да, беседовали…
— Ладно-ладно, пойдём ко мне! — Отец увёл его в кабинет.
О чём они говорили, Андрей не слышал.
Вскоре за дядькой приехала седая женщина, увела его, комкающего а руках деньги, смеющегося, разговаривающего с самим собой.
— Кто это? — спросил Андрей.
— Это? — вздохнул отец. — Один мой друг. Когда-то учились вместе, вынашивали какие-то идеи. Работать начинали вместе…
— Ну, а потом?
— А потом он какое-то время был вдали от Москвы, от работы. Сейчас вот вернулся, но… Вряд ли он сможет работать. А когда-то подавал большие надежды. Фанатик. Видишь ли, у него
— Что же он построил?
— Ничего, — ответил отец, потирая морщину на лбу. — Ничего. Только несколько проектов, но… к ним ещё вернутся. Когда-нибудь. Мне кажется, он… обогнал своё время.
— В таком случае, — сказал Андрей, — что же, кроме бед и несчастий, принесла ему архитектура? Что же это такое! Почему?
— Потому что это наша жизнь, — ответил отец и ушёл в кабинет.
…Андрей прогнал ненужные воспоминания. Что бы ни было, в каких бы рваных парусиновых ботинках ни ходили сумасшедшие дядьки, ему, Андрею, деваться некуда. Так да здравствует же архитектура!
Хотелось смеяться и плакать. Архитектура… Это женщина! Это она, строгая и ласковая, в голубом хитоне вела Андрея за руку по земле, по облакам, по небу… К звёздам, где господь бог проектирует галактики на чёрных кальках!
Голова кружилась… Андрей был совершенно счастлив. Ясен был его путь. Он посмотрел на чёрное окно, на разобранную кровать и понял; сегодня не удастся заснуть…
…Занятия в школе тем временем заканчивались. Бушевали грозы. Средь бела дня вдруг в серую тьму проваливался город, и в пору было зажигать свет в эти предшествующие грому, молниям, ливню глухие, смутные мгновения. Пустынными стали дорожки в парке. Володя Захаров подобрал в пригородном пруду гуся с перебитым крылом. Теперь дома у него поселился и гусь, названный Петькой. По слуху и остроте восприятия Петька соперничал с Дельтой. Если Дельта чувствовала Володины шаги ещё в коридоре, то Петька вытягивал шею и гоготал, когда Володя только входил в подъезд. Все животные и птицы попадали в Володины руки после несчастий, катастроф и, даже выздоровев, как бы несли на себе отблески прошлых бед. Это в какой-то степени отнимало у них природную непосредственность, делало похожими на людей. Соответственно и любовь их к хозяину была особенной. Казалось, они не желали возвращаться к обычной своей жизни, а видели отныне свет лишь в одном окне — в хозяине.
По-прежнему пытался Андрей целовать Анюту в парке и на лестнице, по-прежнему она не давалась. Кое-какие странности стал замечать Андрей в её золотистых глазах. Словно сравнивает его Анюта с кем-то, и… не всегда в пользу Андрея сравнение. Золотистые глаза становились сумрачными, ни о каких поцелуях и речи быть не могло. Андрей принимался ревниво выяснять, но Анюта тут же замыкалась, и он понимал, что лишь вредит себе этими ревнивыми выяснениями, что вообще не может быть ничего глупее ревнивых выяснений, когда лишь подозрениями они питаются. И ничего не может быть бессмысленнее их, когда всё ясно. Как-то по логике оказывалось, что нет необходимости ревновать ни до, ни после…
Однажды Андрею удалось зазвать Анюту к себе домой. Там он открылся, что станет архитектором. Анюта промолчала, ничто не мелькнуло в её золотистых глазах.
— Архитектором, — повторил Андрей, — ты понимаешь, что это такое?
— Наверное, это очень интересно… — равнодушно ответила Анюта.
— Это… Это… — Андрей не нашёл слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства и удивление, что Анюта этого не понимает. — Это мой путь! Моё призвание…
— Ну да, — ответила Анюта, — строить разные там дома… улицы…
Андрей попытался повалить её на диван, но, увы, безуспешно.
— Почему? — спросил Андрей, отдышавшись. — Почему ты так себя ведёшь?
Анюта тихонько засмеялась. Оглядела высокие книжные шкафы и стеллажи.
— Как много у вас книг…
— При чём здесь какие-то книги?
— Так… У нас гораздо меньше. А из старинных толстых — один Брем.
Андрей, как гипнотизёр, не мигая, уставился Анюте в глаза. В то время он уже знал силу собственного взгляда. Не мигая, не думая ни о чём, лишь внутренне неистовствуя, в самые зрачки собеседнику смотрел Андрей, как бы парализуя их, не допуская в них никакой посторонней мысли, дожидаясь момента, когда задрожат, заплавятся чужие зрачки — значит, всё! На какое-то время побеждён человек. Делай с ним, что хочешь!
С Анютой, правда, вышло по-иному. Она хоть и не выдержала взгляда, но до конца не подчинилась. Заплакала, закрыла лицо руками.
— Ну что? Что ты от меня хочешь? Что я должна делать! Ты хочешь, чтобы я… Но я… Как я могу…
И снова Андрей впился взглядом в золотистые глаза Анюты, «Хочу! Хочу!» — мысленно прокричал.
— Нет-нет! — испуганно ответила Анюта.
— Что «нет»? — усмехнулся Андрей. — Я же молчу.
— Ты сказал: «Хочу! Хочу!» Я слышала…
— Я ничего не говорил, но, может… тебе послышалось то, что ты хотела услышать?
— Мне ничего не послышалось! Я ничего не хочу! Не хочу, потому что… не могу. Ну зачем всё это?
— Подожди, подожди…
Анюта плакала.
— Не плачь, не плачь… — гладил Анюту по голове, целовал осторожненько в щёки, огонь ощущая под смуглой матовой кожей. Два человека единоборствовали в нём. Один едва удерживался, чтобы вновь не броситься на Анюту, другой — чуть не падал ей в ноги, умоляя простить за то, что не знает удержу в мыслях. — Не плачь, знаешь, как я люблю тебя…
— Любишь, правда? — на мгновение прояснились от слёз глаза Анюты. — Но меня нельзя любить, потому что… Потому что…
— Только тебя! — целовал ей руки Андрей. — Только тебя и можно любить! Кого же любить, как не тебя?
— Значит… меня можно и простить?
— Простить? Да… за что тебя прощать?
— Ну… Что я так веду себя! — всхлипывала. Анюта.
— Подожди, подожди! — трезвел Андрей. — Мне кажется, ты не это хотела сказать.
— Это! Только это! Это!
— Ну, в чём же дело? — не выдерживал, дёргал её за руку Андрей. — Что с тобой происходит? Я же вижу, с тобой что-то происходит. Ты не в себе. Зачем ты себя и меня мучаешь? Скажи… Ну скажи!
— Ладно… Хватит! — Анюта поднялась с дивана, отошла к окну, задумчиво провела пальчиками по стеклу.
Андрей дрожал на диване, почти физически ощущая, как отдаляется от него Анюта. Воздух, казалось, застывал, как стекло. Непреодолимыми становились разделяющие их несколько метров воздуха.
Анюта обернулась — равнодушная, не восприимчивая более ни к каким гипнотическим взглядам.
— Ну, я пошла… — сказала она тихо, и Андрей не посмел задерживать её, только пошёл следом. — Не надо меня провожать… — И он покорно остановился.