Воздушный замок
Шрифт:
Сорок дней и ночей, как в старину, хотелось гулять Сане в такие минуты.
Но случилось ему выпивать и с разведёнными мужьями (уже не шампанское) — в основном в пивных и столовых, где на них поглядывали косо, так как разведённые мужья стремились обязательно напиться, вели себя непотребно: поначалу куражились, а потом покаянно бормотали, что всё, конец, последняя в жизни пьянка, а завтра… О, завтра начнётся новая — чистая, трезвая жизнь! Саня подобного максимализма не понимал, злился и старался побыстрее уйти.
Скоропостижные свадьбы и разводы раздражали Саню. О семейной
«Хороший он парень, только какой-то правильный, скучный…» — говорили про Саню друзья. «Ребёнок! Он ведь ещё совсем ребёнок!» — добавляли знакомые девушки.
Все они почему-то были уверены, что ближайший Сашин друг Юрка Тельманов женится на высокой голубоглазой блондинке, отец которой непременно будет большим начальником. Один раз на институтский вечер Юрка действительно привёл какую-то крашеную блондинку, а насчёт отца-начальника девушки-сокурсницы додумали: они считали, что Юрка — карьерист и хитрец, каких сейчас много. Про Саню они этого сказать не могли. Саня казался сокурсницам тургеневским персонажем, этаким Лаврецким, способным на самую неожиданную выходку.
«В деревню, в деревню он поедет… По распределению! — шутили они. — Там и найдёт себе любушку… Да, Саня?»
…Первый раз Саня Андронов показал себя в сельской местности на первом курсе… Картофельные поля уходили к голубому горизонту, где румянились под закатным солнцем растрёпанные стога и летали, недовольно каркая, грачи — учили летать свою молодёжь. Девочки собирали оставшуюся после комбайна картошку в корзины, корзины ссыпали в мешки, а мальчики забрасывали эти мешки в кузов подъезжающего трактора. Как-то в обеденный перерыв, когда Саня, его будущий друг Юрка Тельманов и ещё несколько студентов отдыхали на мешках и недовольно стерегли глазами трактор, который резвой оранжевой букашкой полз к ним с другого конца поля, рядом вдруг остановилась замызганная машина. У шофёра бегали глаза, а у бригадира, прилепившегося к подножке, белая кепка была опущена на самый нос. Соскочив с машины, бригадир попросил студентов быстренько загрузить машину.
— За мной не пропадёт! — коротко сказал он.
— Сколько? — поинтересовался Юрка Тельманов.
Бригадир показал два пальца.
— Мало!
Бригадир ухмыльнулся и отогнул ещё один палец.
Вот тут-то совершенно неожиданно вперёд вылез Саня и начал задиристо выяснять, куда пойдёт машина, почему на ней московский номер и где Маша-учётчица, которая пересчитает мешки и занесёт всё в ведомость.
Бригадир поскучнел, поправил белую кепку и вскочил на подножку. Машина поехала дальше.
— Лапоть! — сказал тогда Сане Юрка Тельманов. — Он ведь машину хотел налево отправить! Не понял?
— Понял… — тихо ответил Саня.
— Будешь бороться с коррупцией? Напишешь докладную директору совхоза? — поинтересовался Юрка.
— Нет… — ответил Саня.
— От таких, как ты, самый вред! — убеждённо сказал Юрка. — И воров не наказал, и у нас три бутылки отнял!
Все насупились.
Вечером Саня сходил в магазин и купил три бутылки вина. Он поставил их в комнате на стол, за которым Юрка и ещё несколько студентов-грузчиков угрюмо играли в домино.
— Рыба! — сказал кто-то, и все бросили костяшки на стол.
— Неужели купил? — удивился Юрка.
— Купил, — ответил Саня.
— А докладную директору не написал?
— Не написал…
Юрка равнодушно пожал плечами. Саня застенчиво улыбнулся и полез в тумбочку за стаканами.
Недавно Сане Андронову исполнилось девятнадцать лет. Живёт он в Москве на проспекте Вернадского вместе с мамой, папой и сестрёнкой-девятиклассницей Наташей. На проспекте Вернадского высотные дома расставлены редко, осенними прозрачными вечерами Саня любит сидеть в своей комнате, не зажигая света, и смотреть, как переливается и дрожит огнями Москва, как блестит алюминиевая крыша кинотеатра «Звёздный», как здание университета освещено жёлтыми прожекторами, а на шпиль, точно бубенчики на остроконечный колпак, нанизаны красные огоньки — чтобы самолёты в тумане не врезались.
Санин отец работает художником-дизайнером на ЗИЛе. Побывав в гостях у Сани, можно наглядно, в картинках пронаблюдать весь путь автомобиля от кузнечикообразных моделей конца девятнадцатого века до современных обтекаемо-красных, словно высунутые собачьи языки, иностранных гоночных машин. Картинки висят в прихожей и во всех комнатах.
Отец приходит с работы в шесть часов. Смотрит в Наташин дневник, где всякий раз его встречают крутобокие пятёрки, потом заглядывает в комнату к сыну.
— Что ты делаешь? — спрашивает он у Сани.
— Разве ты не видишь? — удивляется Саня. — Я лежу на диване…
— И вчера, когда я пришёл, ты лежал на диване, и позавчера тоже…
— А утром, — хихикала шустрая сестричка-отличница Наташа, — он в кухне на запотевшем окошке женские профили рисовал. Он влюбился! Влюбился!
Мама обычно появлялась на час позже. Она никогда не открывала дверь ключом, а предпочитала троекратно звонить. Вся семья выходила в прихожую встречать маму. Пока она раздевалась, ей сообщали последние новости: какие отметки принесла из школы Наташа, кто звонил, утвердили ли папин последний проект. Один раз Саня решил пошутить. Он торжественно подошёл к маме, помог снять пальто, а потом галантно поцеловал руку.
— Что это с тобой случилось? — удивилась мама.
— Я женюсь… — тихо произнёс Саня.
По тому, как разом у всех изменились лица, Саня понял, что сказал вещь хотя и неожиданную, но всеми предчувствуемую.
Мама медленно опустилась в кресло у зеркала. Зеркало отражало висящую напротив гравюру. На гравюре — легковая машина будущего, как её представляет себе Санин папа. Казалось, машина будущего вот-вот оторвёт от асфальта колёса и полетит, сверкая в воздухе хромом и лаком. Полная всякой снеди мамина сумка накренилась. Из сумки целились в гравюру зелёные луковые перья.