Воздыхание окованных. Русская сага
Шрифт:
* * *
"Давно собиралась я исполнить мою заветную мечту — пойти постранствовать по Нижегородской губернiи. Меня манили туда староверы, мордва и главным образом Светлое Озеро. Я смутно знала, что оно где-то там в Заволжье, где проходит тропа Батыева, но точно не могла указать место. А видеть его мне хотелось невыразимо".
Так начинаются незавершенные «Страннические воспоминания» Веры Александровны Жуковской: путевые записки из путешествия по Поволжью в августе 1913 года (не опубликованы, рукопись хранится в РГБ Ф.369. 386. 15.) к знаменитому Светлояру, — озеру, под воды которого ушел по преданию святой град Китеж.
Как бы мне хотелось возможно больше цитировать здесь Верины писания тех лет, и я это буду еще делать, тем более, что
"…Решив пойти, я хотела заручиться хотя каким-нибудь указанiем людей, там бывавших. И обратилась к знакомому священнику на Рогожском кладбище. Он очень заинтересовался моим планом и направил меня к одному из своих духовных детей, видному собирателю старинных икон, только прошлым летом посетившему те места, куда мечтала я направить свои странствiя.
От него я получила рекомендательное письмо в один из скитов (кстати сказать, мне и не понадобившееся) и указанiе на содержательницу постоялого двора в Семенове старуху Самыгину очень приветливую и симпатичную; по его словам, через нее мне легче будет познакомиться со многими тамошними староверами. «Она хоть и крепко придерживается старой веры», — сказал мне мой собеседник, — «Но отнюдь не фанатична. А сын ея даже где-то в Петербурге, в сельскохозяйственном институте обучается; она вам будет очень полезна».
Поблагодарив за письмо и за совет, стала собираться в путь. Сшила себе по-крестьянски ситцевую юбку со сборами и белую кофточку на выпуск, лапти мне привезли из Тамбовской губернiи с твердой подошвой и длинными ремешками, а на голову белый с черным платок, взяла нянину шубейку, еще захватила с собою длинный и теплый морской плащ и какую он мне службу сослужил! — все время вспоминаю его добром.
Хотела я от самой нашей станцiи (ехала я из нашего именiя во Владимiрской губ.) начать мое странствiе в крестьянском виде, т. е. проехать до Нижняго в 3-м классе и там, не заезжая в город, прямо переправиться в село Бор, откуда по шоссе 60 верст до Семенова. Но этому почему-то решительно воспротивились мои и дядя (Николай Егорович Жуковскiй — прим. авт.) решил провожать до Бора меня сам, а дальше, как я уже хочу. Вообще мне пришлось не мало повоевать, пока я убедила своих, что так можно пойти одной и что ничего не случится.
19 iюня 1914 г. мы выехали ночью. Прощаясь, брат сунул мне финскiй нож и покраснев немного, сказал: «А все же на всякiй случай». Но я была убеждена, что когда идешь с добром и ласкою, их же только и получишь в ответ, и я так рада, что, по крайней мере, в тот раз я не ошиблась: к ножу прибегнуть не пришлось ни разу.
Мы были одни в купе; дядя спал, а я сидела у окна, и глядя на пролетающiя мимо искры паровоза, думала с радостью о том, что завтра вечером я поеду совсем одна в эти таинственные раскольничьи леса, о которых я знала только пока из книг Мельникова и что увижу, хотя и печальные остатки тех скитов, где так умели крепко стоять за свою веру и где она была еще недавно так сильна и нужна, что за нее готовы были лишиться жизни.
В 7 час. утра поезд подошел к вокзалу в Купавине — так называется низкая заочная часть Нижняго со знаменитой ярмаркой. Носильщик, схватившiй мою котомочку и дядин чемодан, расхвалил нам гостиницу «Восточный базар» и дядя решил остановиться там. Старик извощик заикнулся было, что хорошiе господа все больше в «Россiи» останавливаются, но носильщик продолжал заявлять авторитетно, что лучше «Восточного базара» ничего не бывает: «там и террас при музыке и вид на Волгу разительный». — «Ну, Восточный базар, так Восточный базар», — решил дядя, и мы поехали.
От вокзала попадаешь в какiя то кривыя улицы, застроенныя деревянными бревенчатыми домами. Дома прочные, крепко сбитые, окна чистыя, с занавесками белаго тюля — герань и месячныя розы; ручки входных дверей светло начищенныя ослепительно блестят, ворота тесовыя и все на запоре; из-под подворотен слышен хриплый басистый лай и просовывается черные злые носы.
Наш старичок показывает неопределенно куда-то налево и говорит своим распевным нижегородским говорком: «А вот здеся то все бывает залито, когда, значит, половодка; ярманка та вся плавает, которые года до второго этажа в ней вода доходит». Он говорит это совершенно естественным обычным тоном, как будто так и надо, как будто вполне понятно, почему место для ярмарки выбрано именно там, где «которые годы вода до второго этажа доходит, а когда и половицы все взламает». Ко всему, конечно, приспособиться можно.
Впереди нас засинело — Волга. Мы въезжаем на мост…"
На фотографии из семейного архива, которая датирована августом 1914 года надпись: "Помни август 14-го…". Слева — направо в первом ряду сидят:
Вера Александровна Жуковская — вот такой она была во время своего путешествия к Светлояру, снимок сделан как раз в те самые дни; Ее отец- Александр Александрович Микулин с внуком Кириллом Домбровским на коленях, далее — мать Верочки — Вера Егоровна Микулина и, наконец, Екатерина Александровна Домбровская (бабушка Катя);
Стоят слева — направо:
Константин Николаевич Подревский — муж Веры, Александр Александрович Микулин-младший — брат Веры и Иван Грацианович Домбровский — мой дед и муж бабушки Кати. Фотография сделана на балконе Ореховского дома.
В эти дни началась I Мировая война…
…Итак, мы оставили Верочку и Николая Егоровича в Нижегородской гостинице «Восточный базар» с «террассом при музыке и разительным видом» на Волгу…
Мирно отобедав, дядя и племянница, столь тесно связанные редкой семейной привязанностью и нежной взаимной заботой, продолжают свой путь, о чем с удивительной непосредственностью ясно и живо повествует в своих, увы, не оконченных «Страннических воспоминаниях» Верочка Жуковская.
«…С этими туманными напутствиями сели мы, после обеда на роскошной, но совершенно пустой террасе ресторана, в гостиничный автомобиль и покатили на Борскую пристань (…) «Первый класс 5 копеек», — заявила нам толстая кассирша и сейчас же, высунувшись побольше, деловито осведомилась, зачем нам на Бор. Дядя охотно объяснил, что я еду в Комарово, а он меня провожает до Бора. Это возбудило большое любопытство. Какой-то купчина, в синей поддевке и новеньком картузе, внезапно оживился, встряв в беседу. «На почтовых, смотрите, не ездите», — авторитетно заявил он, — «И возьмут дорого и крюку 12 верст, а надо вам малым трактом на свойских через Ежово, не в пример способнее». — «Нашел, что хвалить», — вступился старичок в чуйке — Они те всю душу вытрясут, да еще не довезут, лошаденьки то какие». — «А твои что-ли Уткинския хороши, — разгорячась, воскликнул купчина и, обращаясь к дяде, прибавил убедительно: "Да вот коли я вру, сами поглядите на свойских, не в пример, я хоша сам поеду с вами, нешто сравните тут и цена всего шесть рублей, а дорога-то мягкая». — «Оно, конечно», — согласилась кассирша, — «на свойских способнее, а только дух-то порастрясет, это как если». — «Спытай, спытай», — закричал сердито старичок. Но в это время со сходней съехала последняя телега, и дядя, которого этот спор видимо обеспокоил, заторопился на пароход…»