Вожак
Шрифт:
Десять процентов? «Малый плен»? Марк не сдержался, хмыкнул: «Оказывается, у астлан есть свои „десятинщики“! Мы похожи больше, чем я думал!» Изэль подняла на него удивлённый взгляд: «Что забавного я сказала?» — и Марк сбился с мысли. Что-то крылось в этом дурацком сходстве; кажется, что-то важное. Но мысль ускользнула, и выудить её из глубин рассудка не сумел бы самый ловкий рыбак.
— Извини. Продолжай, я слушаю.
«Не верю своим ушам! — рявкнул обер-центурион Кнут, прямой, как гриф от штанги, и злой, как свора псов. — Ты перед ней извинился?!» Ну да, ответил
Не найдя, чем возразить, альтер-эго посрамленно заткнулось.
— По окончании конфликта военнопленных отпускают или обменивают. Последствия «малого плена» минимальны: неделя реабилитации, и солдат опять в строю. Но чтобы кого-то освобождали из честного плена… Знаешь, Марчкх, — Изэль наклонилась к нему, понизив голос, — мне очень стыдно!
— Стыдно?
«Заказ готов!» — мелодичным перезвоном возвестила линия доставки. Из недр стола выехало блюдо с кисло-сладкой свининой, оформленной в банкетном варианте, и корзинка с ломтями свежего хлеба.
— Во мне проснулся учёный, — Изэль без аппетита смотрела на еду. — Мне было интересно. Я хотела знать… И ничего не могла с собой поделать!
— Знать, что произойдёт с освобождёнными?
Кивнув, Изэль опустила голову, словно маленькая девочка. Сейчас она была старше Марка; она была младше Марка. Это соединение противоречило всей биохимии Ойкумены, а может, обер-центурион Кнут плохо разбирался в биохимии — и в природе женщин. Он поймал себя на возбуждении, которое не назвал бы сексуальным. Словно запах, источник и характер которого остался тайной — в воздухе прибавилась горстка молекул, и ноздри трепещут, пульс учащается, а ты стараешься понять, что происходит.
— Ты всё равно не могла ничего изменить, — пожал плечами Марк. Ему было трудно сосредоточиться. «Феномен припоминания запахов, — сказал из дальнего далека легат Квинт, специалист по психологии ботвы, глава Особого отдела училища, — уникален. Он похож на то, как некоторые люди вспоминают пережитый ими опыт. Какой? Ну, к примеру, такой, как война…» — Так почему бы не удовлетворить свой интерес? Для учёного это нормально.
— Это недостойно моей касты!
— Отставить истерику! Ты — научный работник, я — солдат. Я любого профессора отправлю сортиры драить. Ешь мясо, тебе понравится. Успокоишься, тогда и продолжим.
За столом воцарилась тишина.
«Солдат? — мясо показалось жестковатым, волокнистым. В подливе раздражал избыток специй. — Тут хочешь — не хочешь, психологом станешь. Или психопатом. Это она от голода такая нервная? Пообедает — угомонится?»
— Вкусно, — Изэль отставила тарелку с аккуратностью первой ученицы. — Спасибо.
И продолжила с прерванного места, как если бы выполнила домашнее задание и теперь имела право вернуться к конфетнице, полной ирисок:
— Интерес учёного — это нормально. Но он не должен вытеснять всё остальное. В первую очередь я — человек. Астланка.
Марк чуть не подавился.
— Во мне учёный победил человека, — Изэль говорила сухо, с демонстративной отстраненностью. Похоже, это был её способ бороться с эмоциями. — На время? Да, но мне от этого не легче…
— Конфликт устремлений? — наобум спросил Марк, и через секунду выяснил, что попал в яблочко.
— Я знала! — просияла Изэль. — Знала, что ты поймёшь!
«Как у вас с интуицией? — ехидно осведомился призрак доктора Лепида, дыша пивным перегаром. — Чудес не творите?»
— Конфликт устремлений — он во всём. Не только в желании уйти в солнце и в необходимости продолжать жизнь в материальном теле. Конфликт устремлений — двигатель развития личности! Если одна из сторон конфликта начинает побеждать, нарушается баланс. А значит, человек испытывает страдания.
— У освобождённых астлан нарушился баланс?
— Они потеряли надежду уйти в солнце. Эйфорию сменила тяжелейшая депрессия. Я боялась, что они покончат с собой. Особенно Манойя. Я боялась, наблюдала и анализировала! Ведь теперь я могу навещать их, когда захочу…
Пальцы Изэли нервно мяли рукав платья. Шёлк мяться не желал.
— Освобождённых из «малого плена» реабилитируют за неделю? Если «малый плен» — это десять процентов от «честного»…
— Полагаешь, они придут в себя через десять недель? Если бы всё было так просто! Ваше появление на орбите Астлантиды изменило правила игры. Прости, Марчкх, но это так.
— Я и не спорю.
— Доктор Лепид разрешил мне помочь с их реабилитацией. Я пытаюсь достучаться, выяснить, чего им хочется. Заставляю умываться по утрам, чистить зубы, выходить на прогулку. По часу в день смотреть этот ваш визор. Убираю в комнатах… Марчкх, они ничего не хотят!
«Рабы. Роботы с нулевым ресурсом. Безвольные овощи. Снова — сходство. И какой из этого сделать вывод?»
Марк не знал, какой.
— Я пытаюсь их расшевелить. Вернуть интерес к жизни. Я очень стараюсь, — Изэль подняла взгляд на Марка. — Я должна это делать, понимаешь? Не только ради них.
— Это — твой наряд вне очереди?
Шутка не удалась.
— Это — моё искупление, — ответила Изэль.
— …предложение Великой Помпилии ставится на голосование. Кто за принудительную технологизацию, прошу поднять руки.
Сегодня всё вывернулось наизнанку, поменялось местами. Зал Совета, где голосовали представители рас и планет, превратился в сцену, на две трети живописно заполненную артистами, игравшими роли политиков. Зато ложа прессы обернулась площадкой для публики, банкой консервов, плотно забитой копчёными рыбёшками. Аншлаг, оценил Марк. Такие представления, когда в цирке яблоку было негде упасть, дед называл «битковыми». Рыба без звука разевала рты, пучила глаза, белесые от любопытства. Хорошо ещё, что Мамерк зубами выгрыз три кресла у перил, откуда был хорошо виден зал. Им дышали в затылок, сопели над ухом; у Марка только что на голове не сидели.