Вожак
Шрифт:
— Не послушаем, — Бруно мотнул головой. — Во-первых, у нас нет времени. Во-вторых, сейчас, как никогда, нужны решительные действия. Это успокоит публику, создаст правильное впечатление: дипломаты знают, что делают. И в-третьих… Перевод грязных, воняющих мертвечиной энергетов к технологиям, чистым продуктам разума. Да еще и с разрешения Совета Лиги! Энергетика астлан, конечно, завязана на их физиологию, но не в такой кошмарной степени, как у помпилианцев или брамайнов. Значит, перевод осуществится гуманно, без геноцида, мягкими средствами. Судьба подбрасывает нам исключительный козырь, маркиз. Можем ли мы его упустить? Напротив, мы вцепимся
— Зубами, — кивнул Якоб Ван дер Меер. — Когтями.
— Чистыми продуктами разума, — закончил за него Тиран. — Вы же это хотели сказать, правда? Вы — умный человек, маркиз. Опытный, а значит, циничный. Вам ли не знать, как эволюционируют клыки на путях цивилизации?
— Ты не вегетарианка?
— Что?
Вопрос застал Изэль врасплох: астланка любовалась окружающим интерьером, и это занятие поглотило её целиком. Ресторан представительства был оформлен с помпезной роскошью имперского ампира. Полукруглые арки нефов, колонны, пилястры; бесчисленные барельефы, золото орлов, тяжелый бархат портьер. На балюстраде второго этажа — копии скульптур древности, хранящихся в музеях метрополии. К голографиям здесь относились с презрением: всё материальное, хоть и не всё — из мрамора и гранита. Пластимитатор на ощупь отличали от натурального камня лишь специалисты-тактильщики.
Изэль зачарованно разглядывала пышное великолепие, а Марк в свою очередь разглядывал Изэль. Я впервые вижу ее в платье, признался он себе. Фаг меня заешь! Если это подарок доктора Лепида, доктор ошибся в выборе профессии. Игги Добс ночами не спит, рыдает: где Лепид?! Боргосский шёлк облил фигуру астланки морской волной. Сапфир, изумруд — сполохи переливались в приглушенном свете плазменных «солнышек». Проходя с Изэлью к выбранному нефу, Марк ловил на себе завистливые взгляды мужчин.
— Ты не вегетарианка?
— Нет.
— Я закажу свинину, тушёную с черносливом.
— Хорошо.
— О, она ещё и с орехами, — притворяясь гурманом, Марк изучал меню в голосфере. — Отлично! Гарнир из спаржевой фасоли… Ты любишь фасоль?
— На твой вкус.
— Что будешь пить? К мясу рекомендуют красное вино.
— Нет-нет!
Изэль выставила перед собой ладони, словно защищаясь.
— Белое? Розовое?
— Я не пью вина!
— Что, совсем? Ладно, тогда и я не буду. Тем более я на службе. Вишнёвый фреш устроит?
Названия блюд были Марку в большинстве своём незнакомы. Он выбирал то, в чём не сомневался, основываясь на прочном фундаменте — маминой кухне. Заказ, подтверждение, и меню растаяло в воздухе. Спустя минуту из стола, как пара гейзеров в хрустальной оболочке, восстали два бокала с пенящимся фрешем.
Изэль вздрогнула от неожиданности:
— Я ждала, что ты позовёшь официанта…
Марк мысленно обругал себя за тупость: в ресторане имелась VIP-зона с живой обслугой, а он недавно получил наградные. Система самоочистки, ресторанная автоматика — так прослывёшь столичным фанфароном, которому только дай распустить хвост перед барышней из провинции…
— У вас есть линия пневмодоставки, — он старался говорить как можно беззаботнее. — Считай, это её младшая сестра.
Изэль взяла бокал. Медля сделать глоток, она с неприятной настороженностью уставилась на круглое блюдце. По краю блюдца шла тонкая золотисто-голубая каёмка.
— Нет, — повторила она.
И резко сменила тему:
— Вы не уходите в
— С чего бы такие выводы?
Она не меняла темы, вдруг понял Марк. Еще ничего в своей жизни он не понимал так ясно, так обречённо и беспощадно. Она ведет одну-единственную тему, будто сошедший с ума музыкант. Всё остальное — мокрая тряпка, спаржевая фасоль, платье из шелка — не имеет для астланки ровным счётом никакого значения. Пустяки, цепочка случайностей, способ убить время. Ища, что сказать, и не находя слов, Марк следил, как Изэль осторожно, едва ли не с благоговением, касается тонкого края блюдца. Простой фаянс под её пальцами облагораживался до уровня священной реликвии.
— Круг — символ Солнца. Его нельзя использовать где попало. Только для солярной связи, и ещё кое-где, где без него не обойтись.
— Колесо?
— В первую очередь, колесо. Основа, фундамент прогресса. У вас круг — везде. Он как мусор, он для вас ничего не значит. Геометрическая фигура… Я даже представить не могла, что люди способны жить так! Не дикари, погрязшие в каменном веке, а цивилизация, обогнавшая нас на века!
— Ну, знаешь ли…
«Не обижайся!» — беззвучно шепнули губы Изэли. Лишь сейчас — щенок, которого ткнули носом в собственную лужу — Марк осознал, что обиделся. Это была странная, чуть-чуть клоунская обида: напоказ, почти как настоящая, больше, чем настоящая. Клоунада выписывала обиде особый, двойной сертификат подлинности.
— Мне тоже, — он справился с голосом, как с десантным ботом, вышедшим из повиновения, — трудно было представить, что люди могут с радостью идти под нож! И впадать в кому, если их лишить этой радости.
— Ты умница, Марчкх, — с опаской, словно прикасаясь к лапе дикого зверя, Изэль дотронулась до его ладони. Марк с трудом заставил себя не убрать руку. Больше доверия — больше откровенности. — Ты решился на очень рискованный эксперимент. Освободить честных пленников! Такого еще никто не делал.
— Так уж и никто?
— По крайней мере, я о таком не слышала. Когда я поняла, что ты предложил доктору Лепиду… Матерь Омесиуатль! Я места себе не находила! С пленными могло произойти что угодно! Если честно, я просто сгорала от страха…
— С пленными? А с тобой?
— Я? — усмешка Изэли явственно горчила. — Ты зря беспокоишься за меня, Марчкх. Я не была в честном плену. Я отслеживаю своё состояние. Со мной всё в порядке.
— Стоп!
Резким движением Марк прервал астланку. Перед вылетом на Тишри ему позволили изучить отчёты эмиссаров Лиги с орбиты Острова Цапель. Логические проколы в объяснениях Изэли заметил бы и ребёнок.
— На Астлантиде идут войны; случаются пограничные конфликты. В них никого не берут в плен? Всех пленных отправляют в солнце? Никого не отпускают? Не обменивают на своих?
— Отпускают и обменивают. Твой аналог некорректен. Во-первых, воюют только кастовые астлане: равные с равными. Во-вторых, у нас действует Конвенция Коатликуэ. На войне солдата берут в «малый плен». Плен не для солнца, для людей. Военнопленные тоже испытывают эйфорию, но в ослабленной, некритической форме. Как показывают замеры уровня нейромедиаторов в крови — не более десяти процентов от эйфории честного плена. Согласно гипотезе академика Тесосомока, это связано с мотивацией поведения. В армии все, от солдата до офицера, выполняют приказы вышестоящих, связанные присягой и уставом, а для честного плена нужна самостоятельная инициатива сопротивления…