Вождь окасов

Эмар Густав

– Клянусь моим вечным спасением! – отвечала она.

Между тем донна Розарио, подняв высоко кинжал и наклонившись вперед, ждала развязки этой ужасной сцены. С легкостью, которой обладают одни индейцы, Антинагюэль совершенно изменил выражение своей физиономии. Он выпустил край одежды, которую держал до сих пор, и сделал несколько шагов назад.

– Пусть сестра моя простит мне, – сказал он кротким голосом, – я безумствовал; от женщин ничего не должно требовать силой. Рассудок воротился ко мне; пусть сестра моя успокоится, она теперь в безопасности; я

удаляюсь и явлюсь к ней не иначе, как по ее приказанию.

Поклонившись молодой девушке, которая не знала чем объяснить свое спасение, токи вышел из палатки. Оставшись одна, донна Розарио в изнеможении опустилась на землю и залилась слезами.

Между тем Антинагюэль решился сняться с лагеря и удалиться, в уверенности, что если чилийцы потеряют его след, то не осмелятся убить аманатов и пленников из опасения за жизнь дона Тадео. План этот был хорош; вождь тотчас его выполнил и так искусно, что чилийцы не подозревали отъезда ароканов.

Красавица и донна Розарио ехали впереди под присмотром нескольких воинов. Молодая девушка, разбитая ужасным волнением, с трудом держалась на лошади; сильная лихорадка овладела ею, зубы ее стучали, и она бросала вокруг себя взоры, исполненные безумия.

– Мне хочется пить! – прошептала она почти невнятным голосом.

По знаку Красавицы приблизился один из воинов и, сняв тыквенную бутылку, которая висела у него на плече, сказал:

– Пусть сестра моя пьет.

Девушка схватила бутылку, поднесла ее к губам и выпила. Красавица глядела на нее со странным выражением.

– Хорошо, – сказала она глухо.

– Благодарю, – прошептала донна Розарио, возвращая бутылку почти пустой.

Мало-помалу глаза ее отяжелели, оцепенение овладело ею, и она опрокинулась назад, прошептав угасающим голосом:

– Боже мой, что происходит со мной? Мне кажется, я умираю.

Один воин подхватил ее и положил на седло. Вдруг молодая девушка вскочила, как бы пораженная электрическим потрясением, раскрыла глаза и закричала раздирающим голосом:

– Помогите! Помогите! – и упала.

При этом крике молодой девушки, сердце Красавицы невольно сжалось; с ней сделалось головокружение; но она оправилась почти тотчас же.

– Я сошла с ума! – сказала она с улыбкой и, сделав знак воину, который держал донну Розарио, чтобы тот приблизился, внимательно осмотрела ее.

– Спит, – прошептала она с выражением удовлетворенной ненависти, – а когда проснется, я буду отомщена.

В эту минуту положение Антинагюэля было довольно критическое: слишком слабый, чтобы предпринять что-нибудь против чилийцев, которых хотел принудить заключить с ним мир, выгодный для его страны, он старался выиграть время и старался объехать границу таким образом, чтобы враги не знали, где найти его и не могли предложить ему условий, которых он не хотел принять. Хотя окасы отвечали на призыв посланных токи и посильно собирались в его ряды, но надо было дать племенам по большей части очень отдаленным время сосредоточиться в пункте, который он указал им.

Со своей стороны испанцы, внутреннее спокойствие

которых было отныне упрочено по милости смерти Бустаменте, не очень желали продолжать войну, которая не имела уже для них никакого интереса. Им нужен был мир, чтобы исправить бедствия, нанесенные междоусобной войной; поэтому они ограничивались тем, что охраняли свои границы и старались всеми средствами заставить главных ароканских вождей решиться на серьезные переговоры.

Дону Грегорио Перальта сделали выговор за его угрозу Антинагюэлю, и он сам сознался в безумстве своего поведения, узнав об отъезде токи с его пленником. Тогда чилийцы приняли другую систему: они оставили аманатами только десять главных вождей, а других одарили подарками и возвратили им свободу.

Все заставляло думать, что эти вожди, воротившись в свои селения, употребят все свое влияние, чтобы заключить мир и раскрыть перед советом действия Антинагюэля, которые поставили народ на край погибели. Ароканы страстно любят свободу, поэтому легко было предвидеть, что окасы, несмотря на глубокое уважение к своему токи, не поколеблются лишить его власти, когда их вожди с одной стороны и дружественные чилийцы с другой растолкуют им, что эта свобода находится в опасности и что они подвергаются лишиться ее навсегда и попасть под иго испанцев, если будут продолжать свою прежнюю политику.

ГЛАВА LXXX

Фурия

Пройдя миль пять или шесть, Антинагюэль велел остановиться. Воины, сопровождавшие его, почти все принадлежали к его племени и потому были преданы ему до фанатизма. Как только зажгли огни, Красавица подошла к вождю и сказала:

– Я сдержала мое обещание... Глаза токи сверкнули.

– Итак, молодая девушка?.. – спросил он глухим голосом.

– Спит, – отвечала куртизанка с отвратительной улыбкой, – теперь можешь делать с ней все, что хочешь.

– Хорошо, – прошептал злодей с радостью.

Он сделал несколько шагов к палатке, которая была построена наскоро и в которую его жертва была перенесена, но вдруг, остановившись, сказал:

– Нет... после. На сколько времени сестра моя усыпила молодую девушку? – прибавил он, обращаясь к своей сообщнице.

– Она проснется только на рассвете, – отвечала донна Мария.

Улыбка удовольствия осветила черты вождя.

– Хорошо, сестра моя искусна; я теперь вижу, что она умеет сдержать свои обещания. Я принужден удалиться на несколько часов с половиной моих воинов; воротившись, я посещу мою пленницу.

Эти последние слова были произнесены тоном, который не оставлял никакого сомнения насчет смысла, заключавшегося в них.

– Я хочу доказать моей сестре, – продолжал токи, – что я не неблагодарный и также умею верно держать свое слово.

Красавица задрожала, устремив на него вопросительный взгляд.

– О каком слове говорит брат мой? – спросила она. Антинагюэль улыбнулся.

– Сестра моя имеет врага, которого преследует давно и не может настигнуть.

– Дона Тадео!

– Да, враг ее также и мой враг...