Вождь
Шрифт:
Крестьянин взглянул в сторону ложи. Дочь судьи читала, ее мать беседовала с мэром. Видимо, эта часть зрелищ не казалась им интересной. Вероятно, они даже считали убийство смирных, покорных, как овцы, флоонианцев отвратительным и жестоким. Однако он подозревал, что немного погодя женщины вновь обратят свое внимание на арену — даже судебный исполнитель на время отложит книгу. Интересно, станут ли они заключать пари?
Один из скопцов внезапно направился к крестьянину с поднятым баррангом, но прошел мимо. Зрители засмеялись. Карлики на крюках волокли
Один из карликов споткнулся и выронил голову. Другой быстро подхватил ее и побежал прочь. Первый пустился в погоню, сердито крича. Это было забавно.
Но самое лучшее предстояло впереди — битвы со зверями, гладиаторские бои и тому подобные развлечения.
Один из флоонианцев неожиданно пришел в себя и побежал по арене. Толпа взревела.
— Не надо, брат! — кричал вслед ему товарищ. — Встань на колени вместе с нами! Коос не умирает! Не предавай Карша — он спасет тебя! Уповай на Флоона!
Беглец достиг барьера, попробовал взобраться на него, но безуспешно. Высота барьера позволяла обходиться даже без проволочных ограждений, чтобы защитить зрителей от зверей. Иногда разъяренные звери все же успевали выбраться за пределы арены и покусать нескольких зрителей, которые потом умирали от ран или заражения крови.
Карлики с крюками спешили к отчаявшемуся беглецу. Он пытался закрыться от ударов, но его окружили и повалили на песок, а потом протащили на крюках перед почетной ложей. Беднягу вновь поставили на место, и от удара барранга его голова отлетела на дюжину ярдов.
— Смелее, братья! — призвал один из флоонианцев. Они вновь запели гимн Флоону — дрожащими, пронзительными голосами.
Скопец приблизился к крестьянину. Он взмахнул баррангом, остановив его в нескольких дюймах от шеи жертвы, и рассмеялся. У крестьянина забилось сердце.
— Подними голову, — пропищал карлик.
Один из флоонианцев повернулся к крестьянину.
— Молись Флоону!
Заворочавшись, крестьянин раздраженно взглянул на него.
— Молись Флоону! — повторил фанатик.
И тут же его голова слетела с плеч. Остальные продолжали петь. Крестьянин не хотел умирать так, как они.
Еще один скопец подошел к нему, но вновь не нанес удара. Он отвернулся, смеясь и потрясая баррангом в сторону трибун.
Он не заметил, что крестьянин поднялся на ноги.
Этого почти никто не заметил — все следили, как два карлика катаются по песку, вырывая друг у друга голову. Каждый старался запихнуть ее в свою корзину. Одному это удалось, но как только он отвернулся, другой карлик утащил голову из корзины. Таким сценкам зрители всегда радовались — даже мэр, судья и ее дочь с любопытством наблюдали за возней карликов.
— На колени! — запищал карлик, подбегая к крестьянину и помахивая крюком. Мгновенное движение — и карлик упал со сломанной шеей.
И вновь это почти никто не заметил. Крестьянин попытался разорвать опутавшие его веревки. Крюк карлика лежал на песке, почти зарывшись в него.
Крестьянин уставился на крюк. У него не было лезвия, только острый
Крюком можно подцепить узел веревки, но вряд ли удастся быстро порвать или перерезать ее. Если бы у него было побольше времени, если бы за ним не следили, крюк бы мог здорово пригодиться. Даже менее сильный мужчина или женщина смогли бы избавиться от веревок с помощью крюка — если бы им дали время.
Крестьянин вновь напрягся, разводя связанные руки. Веревки глубоко врезались в кожу. Он рванул их изо всей силы и с яростью взглянул на крюк.
Он связан. Он не в состоянии поднять крюк. У крюка нет лезвия, у него нет времени.
Крестьянин упрямо напрягал мускулы. Он был чудовищно силен, а сейчас собрался и напрягся. Для такого сильного человека, как он, веревки были не более крепкими, чем нитки для слабака — но этого никто не знал. Видимо, можно оправдать стражников и дочь судьи за то, что они не знали о силе своего пленника. В конце концов, откуда можно было узнать об этом. Разве такие веревки не выдерживали силу кабанов и жертвенных быков? Что же говорить об обыкновенном человеке? Но крестьянин был необыкновенным, или, вернее, незаурядным человеком.
Веревки могли бы не поддаться ему — их тщательно выбрали, такие, которые с легкостью удержали бы даже сильного, чудовищно могучего человека.
Крестьянин потянул веревки — увы, они держали его.
Подошедший карлик с любопытством наблюдал за ним. Только он заметил борьбу, проходящую посреди песчаной арены. Зрители, другие карлики и скопцы не отрывали глаз от смешных драчунов с корзинами. Карлик не стал подходить слишком близко — он увидел, что его товарищ лежит на песке со странно вывернутой шеей и выпученными глазами.
Крестьянин натянул веревки, выгнувшись назад. Они стали влажными от крови. Одна из них, поддавшись напору, неожиданно лопнула.
(Полагаю, крестьянина не следовало связывать — тогда бы он сдержался, скованный собственной волей, и покорно подставил бы шею под удар барранга. Но ему не дали такой возможности, лишив его внешней свободы. Крестьянин не стал задумываться — в таких случаях он предпочитал принимать решения немедленно. Они не доверяли ему — это дала понять судебный исполнитель. И правда, почему они должны были доверять ему? Они его не знали. Во всяком случае, мы никогда не узнаем, что случилось бы, если бы крестьянина не связали).
Крестьянин налег на веревки. Он чувствовал, как внутри него закипает ярость. Он ясно слышал звук лопнувшей веревки. По веревкам струилась кровь.
Эти веревки могли бы сдержать и кабана, и жертвенного быка… Еще одна лопнула.
Карлик в своей заляпанной кровью одежде ничего не понял — конечно, ему было трудно увидеть, что делает крестьянин связанными за спиной руками.
На лбу у крестьянина вздулись вены, как пыточный венец. Его глаза напоминали глаза зверя.
Итак, в нем просыпалась ярость. Целые войска пугались такой ярости.