Вождение за нос

Серова Марина Сергеевна

— Я никого не убивал… — тупо продолжал шептать парень.

— Да? Докажи.

— Не убивал я его!

— Скажу тебе как юрист — ни один адвокат не возьмется за твое дело. Только репутацию себе портить, а это же никому не нужно. Зато сейчас у тебя есть возможность помочь самому себе. Если статуэтка возвращается — как, уже не важно: ты ее находишь или говоришь, где найти, — то мой клиент не обращается в суд, это я тебе обещаю. Про Гробовского мы тоже постараемся забыть.

Георгий хлопал глазами, как наивный младенец, будто это не он несколько дней назад украл статуэтку

стоимостью в несколько тысяч долларов. На благородного разбойника он явно не тянул, так что причин для жалости у меня не было.

— Что я должен делать? — наконец спросил курьер, в достаточной мере овладев наконец собой.

— Вот и молодец. Этого-то я и ждала от тебя с самого начала. Сейчас ты мне все подробно расскажешь: как, зачем, по чьему наущению подменил статуэтку и куда она потом делась. Времени у тебя немного. И имей в виду: если статуэтка не найдется, мне все-таки придется пойти в суд и представить все материалы по этому делу, которые я успела собрать.

Гоша облизнулся, съехал по стене, к которой прислонился, на пол, как будто был пьян и ноги его не держали.

— Я не знаю, вы можете не успеть.

— Значит, поторопись. Это не только в моих, а в первую очередь в твоих интересах.

— Меня наняли, я не сам все это придумал. Понимаете, просто от таких денег никто не отказывается… За пять минут работы — пятьсот баксов… Ну, сами понимаете! Конечно, я боялся, но он мне сказал… — Курьер заикался так, словно только что научился говорить. Мысли опережали слова, что подтверждало не слишком высокий уровень интеллекта парнишки.

— Гоша, не торопись и называй имена. Так будет проще и быстрее. Итак, кто тебя нанял и предложил деньги?

— Ожерельев. Только не выдавайте меня, пожалуйста!

— Кто такой Ожерельев? Его имя, отчество, все координаты, которые у тебя имеются.

— Леопольд Вольдемарович. Ничего про него не знаю. Он работал всегда с иностранцами и занимался вывозом краденых вещей. Его многие антиквары знают, но не выдаст никто, потому что если кому-то понадобятся деньги, только он сможет выгодно за бугром что-то продать.

Да уж, поклонники и наследники преданий старины глубокой! Неужели только таким образом можно сделать капитал? Видимо, сейчас ни о каком патриотизме не может быть и речи, когда за маленькую иконку или статуэтку предлагают тысячи и тысячи бумажек с портретами американских президентов.

— Но как-то вы же все связывались с ним?

— Он сам меня нашел. После того, как я приносил ему конверт от Гробовского. Не знаю, что там было, но старикан потер руки и попросил меня остаться. А потом и говорит: хочешь заработать пять сотен баксов? А кто не хочет? Конечно, говорю, хочу. Правда, я сначала напугался, думал, мало ли что, вдруг мокрушку какую-нибудь заставит делать. А тут нет, все чисто. Ожерельев провел меня в комнату, достал из какой-то коробки бронзовую куклу, сунул мне под нос и говорит — смотри! У Гробовского в доме точно такая же. Нужно, чтобы ты поменял их местами, причем как можно скорее. И срок мне поставил — до субботы во что бы то ни стало. Хоть умри, говорит.

— Значит, ты видел у него заранее сделанную копию? Когда это было?

— Да

не помню точно. Дэн, ну, Данила, помощник Гробовского, когда мы ночью дежурили в лавке, сказал, что не выспался как собака, потому что чуть свет надо было нести эту Мару, которая настоящая, фотографировать для каталога.

— А фотограф — Ожерельев? — Для себя я практически восстановила всю цепь событий.

— Нет, Ожерельев издает каталоги, потому что работает с иностранцами, а фотографов он каждый раз нанимает.

— Так, а когда вы дежурили в лавке?

— В середине прошлой недели, наверное, точнее не вспомню. Меня на все посадили, когда Гробовский срочно Дэна забрал. Говорит, у них куча работы, так что я один там потел. А представьте, сколько убирать там!

Парень особо разговорился, мне это как бы не мешало, но время шло, поэтому пришлось поторопить его:

— Хорошо, где сейчас можно найти этого Ожерельева?

— Да не знаю я!

Георгий начинал выводить меня из себя. Мало того, что выглядел он сейчас отвратительно, а эстетическая привлекательность собеседника для меня много значит, так еще ничего толком не мог рассказать.

— Тогда даю тебе еще десять минут, за которые ты должен без лишних подробностей сообщить, как подменил статуэтку и какое участие в этом принимал Ожерельев. Кроме того, мне нужна его фотография или подробное описание внешности. Время пошло.

Первоначальный испуг вернулся к Груздеву, он еще раз облизнул пересохшие губы, задев кончиком языка пену, которая расползалась по его щеке. Мне на ум почему-то пришло сравнение с бородой Деда Мороза, покрытой проплешинами.

— Самое главное — на днях он должен передать статуэтку заказчику. Однозначно иностранцу, с другими клиентами, как я уже говорил, он просто не работает. Провернуть дельце попытается скорее всего на людях. Он никогда не прячется. Когда Гробовский умер, то Леопольд Вольдемарович позвонил мне на следующее утро и сказал, что все переносится. Я должен был приехать на Чернышевского. Оттуда мы в его машине поехали…

— Какой машине? Марка, цвет, номер?

— Серебристый «Форд» номер не смотрел… — растерялся и одновременно расстроился Груздев.

— Ладно, продолжай дальше, — успокоила я его, помечая в записной книжке данные о машине напротив фамилии Ожерельев.

— Мы приехали к дому. Он вручил мне коробку со статуэткой, велел переложить ее в рюкзак, чтобы потом удобнее достать было. Потом сказал мне идти и что через три минуты ровно позвонит по телефону Гробовской. Звонок ее отвлечет, а я должен был в это время пойти в кабинет и поменять статуэтки местами. Все.

— Понятно. Теперь адрес, описание внешности и возможное место обитания Ожерельева, — я приготовилась все это тут же занести в свою «палочку-выручалочку». Чего только не повидал кожаный переплет моей записной книжки и все-таки выглядел прилично.

Георгий думал. Словесный портрет ему не давался. Очевидно, в школе по сочинениям у него были стабильные двойки.

— Ну, нос, значит, такой…как картошка, что ли… — Курьер в замешательстве поскреб макушку. Сей жест, без сомнения, означал напряженную работу мысли.