Вожди белых армий
Шрифт:
В сентябре 1944 года в ставке Гиммлера прошло совещание, на котором собрались командир казачьей дивизии Г. фон Паннвиц, другие начальники казачьих частей, а ГУKB представлял генерал А. Г. Шкуро. Здесь было объявлено о решении развернуть 1-ю Казачью кавалерийскую дивизию в 15-й Казачий кавалерийский корпус, в каком Шкуро стал командиром учебно-запасного полка.
При Главном штабе СС создали специальный орган — Резерв казачьих войск. В него было необходимо собрать всех казаков, способных носить оружие: эмигрантов и бывших «подсоветских», находящихся в лагерях военнопленных и среди восточных рабочих на германских предприятиях, в частях СС, полиции и армии, коренных и иногородних жителей казачьих областей. Начальником Резерва казачьих войск приказом рейхсфюрера также был назначен 58-летний генерал Шкуро.
По этому ведомству Шкуро в Берлине образовали комендатуру и вербовочный штаб, в который вошли 11 казачьих офицеров, два унтера и два казака, а на организацию вербовки выделили 25 офицеров и столько же казаков. Был открыт этапный лагерь для приема мобилизованных, который охраняли и обслуживали два десятка казаков, врач, санитар.
Вербовочные штабы Резерва казачьих войск разворачивались в Праге и Вене. Работе Шкуро содействовало министерство Розенберга и дублировавшее ее отделение СС «Остраум». Возраст вербуемых в Казачий корпус был расширен до 45 лет для рядовых и до пятидесяти офицерам.
Резерв казачьих войск генерала Шкуро действовал независимо от ГУКВ генерала Краснова, но красновский главк помогал шкуровцам освобождать казаков с немецких заводов для зачисления в строй. Это было проблемой, несмотря на распоряжение Главного управления СС, поэтому Резерв вербовал не очень успешно. С сентября 1944 года по апрель 1945 года его штабы направят в учебно-запасной полк Казачьего корпуса, за который также отвечал Шкуро, две тысячи человек, а в Казачий Стан — семь тысяч, но в основном стариков, женщин, детей.
В ноябре 1944 года в Праге прошел учредительный съезд Комитета Освобождения народов России (КОНР), создаваемый бывшим советским генералом А. А. Власовым, когда-то проучившимся четыре года в Духовной семинарии. Против КОНР восстало ГУКВ Краснова, который критиковал власовский манифест, например, за то, что "там мало говорится о православной вере и нет ни слова о жидах". Атаман Краснов изложил свою антивласовскую концепцию так:
"1. В свое время была Великая Русь, которой следовало служить. Она пала в 1917 г., заразившись неизлечимым или почти неизлечимым недугом.
2. Но это верно только в отношении собственно русских областей. На юге (в частности, в казачьих областях) народ оказался почти невосприимчивым к коммунистической заразе.
3. Нужно спасать здоровое, жертвуя неизлечимо больным. Есть опасность, что более многочисленный "больной элемент" задавит здоровый (т. е. русские-северяне казаков).
4. Чтобы избежать этого, надо найти союзника-покровителя, и таким покровителем может быть только Германия, ибо немцы — единственная "здоровая нация", выработавшая в себе иммунитет против большевизма и масонства.
5. Во власовское движение не следует вливаться: если окажется, что власовцы — абсолютно преданные Германии союзники, тогда можно говорить о союзе с ними. А пока расчет только на вооруженные силы немцев".
(Выделена вставка в марте 2004 г.) П. Н. Краснов, проявивший себя ярым германофилом еще в Гражданскую войну, противопоставлял казачество всему русскому народу. В ключе антирусской линии поведения генерала Краснова здесь все же поражает его утверждение, что "на юге (в частности, в казачьих областях) народ оказался почти невосприимчивым к коммунистической заразе". Как очевидно на предыдущих страницах этого очерка, казачество в Белом Движении было довольно неустойчивым элементом, от шатаний которого столь страдали «русские-северяне» добровольцы. И конечную победу над Белыми обеспечили две советские Конные армии Миронова и Буденного, состоящие из "коммунистически зараженного" казачества.
С учетом ретроспекции по моему очерку надо снова упомянуть автора-клирика Дионисия (Алферова), суждение которого я цитировал вначале. Дело в том, что сей автор, претендующий на роль историка Белого Дела, недавно выступил на сайте "Церковные ведомости" (в рубрике "Православная педагогика"!) одесской группы архиепископа Лазаря (Журбенки), раньше входившей в РПЦЗ, со статьей "Генерал П. Н. Краснов как русский писатель". Ее Алферов начинает следующим утверждением:
"Если его (ген. Краснова. — В. Ч.-Г.) политическая деятельность, точнее его «прогерманская» ориентация в период пребывания его на посту Донского атамана в 1918 — 19 гг., а затем позже, в годы Второй Мiровой войны, подвергалась нареканию и оценивалась неоднозначно современниками и историками, то его писательская деятельность получила всеобщее признание…"
Заканчивает статью Алферов так:
"Книги генерала Краснова достойны войти в учебные программы и в обиход современной русской молодежи паче многих других писателей. А сам Петр Николаевич назидает русских людей своим обликом и жизненным путем".
Возразим Алферову словами военного писателя, чьи "Очерки Русской Смуты" считаются лучшими из мемуаристки этой темы, вождя Белой армии в течение двух лет генерала А. И. Деникина. Здесь Антон Иванович рассказывает в своих «Очерках» о П. Н. Краснове как о попутчике на театр русско-японской войны, куда подъесаул Краснов ехал вместе с капитаном Деникиным и другими строевыми офицерами в качестве корреспондента газеты военного министерства "Русский Инвалид":
"Это было первое знакомство мое с человеком, который впоследствии играл большую роль в истории Русской Смуты, как командир корпуса, направленного Керенским против большевиков на защиту Временного правительства, потом в качестве Донского атамана в первый период гражданской войны на Юге России; наконец — в эмиграции, и в особенности — в годы второй мировой войны, как яркий представитель германофильского направления. Человек, с которым суждено мне было столкнуться впоследствии на путях противобольшевицкой борьбы и государственного строительства.
Статьи Краснова были талантливы, но обладали одним свойством; каждый раз, когда жизненная правда приносилась в жертву «ведомственным» интересам и фантазии, Краснов, несколько конфузясь, прерывал на минуту чтение:
— Здесь, извините, господа, поэтический вымысел — для большего впечатления…
Этот элемент "поэтического вымысла", в ущерб правде, прошел затем красной нитью через всю жизнь Краснова — плодовитого писателя, написавшего десятки томов романов; прошел через сношения атамана с властью Юга России (1918–1919), через позднейшие повествования его о борьбе Дона и, что особенно трагично, через «вдохновенные» призывы его к казачеству — идти под знамена Гитлера".