Шрифт:
Раз, два, три, четыре, пять —
от русалки не сбежать
Я так давно не был в Андреевке, что даже стал забывать, как выглядит наш старенький дом. Его построил мой дед вместе со своим братом в самом конце главной и почти единственной улицы деревни. Даже дачный посёлок, где
До последнего не хотел смотреть на дом и все отводил глаза, когда мы выехали к нему из-за поворота. Сначала я все-таки взглянул на забор: подгнивший и щербатый, с лохмотьями краски на досках. После смерти бабушки дед совсем перестал следить за участком, а теперь и сам последовал за ней.
Только выбравшись из машины я нашёл в себе силы взглянуть на дом, в котором провел почти все свое детство. Единственное слово, которое мне пришло в голову: сырой. Избушку будто опустили на дно озера, подержали там недельку и водрузили на прежнее место. Все домишко плакало по ушедшим хозяевам.
Раньше родители бросали машину в тупике перед опушкой, но теперь кто-то отстроил там «дворец». Это был просто двухэтажный дом с большим балконом, любопытно выглядывающий над трехметровым сплошным забором, но на фоне местных халуп он смотрелся почти роскошно.
Собравшись с духом я огляделся вокруг, пытаясь ни на чем не задерживать взгляд, чтобы не утонуть в счастливых и не очень воспоминаниях.
Соседская семья явно разрослась – на участке появились ещё два кирпичных здания. Интересно, это Костя или Лиза свили собственное семейное гнездышко прямо у родительского? Помню, как мы с ними, почти погодки, в первый день лета встречались прямо здесь. Они ждали меня с сентября по июнь, чтобы вместе отправиться в приключение. Обычно наши похождения проходили в ближайшем лесу, который виднелся из окон домишек. Вдвоём им было страшно туда ходить, но бог любит троицу, повторяла Лиза, сжимая поблекший крестик на груди.
Лиза была красива. Не застывшей красотой фотомодели, а живой, настоящей. Она вся была как ручей – подвижная, но плавная. Тогда я этого не понимал и уж точно не мог сказать вслух, но я любил ее своей первой наивной любовью.
За моей спиной жалобно простонала калитка. Отец с усилием толкал воротину и потихоньку открывал проезд на участок, а мама нетерпеливо обходила машину, уже, казалось, в третий раз.
– Слушай, тут куча дел, ты только мешаться пока будешь. Иди прогуляйся, разомнись после дороги. Наверни кружок, что ли, по деревне. Главное, не как мать, – усмехнулся запыхавшийся и взъерошенный отец.
Папа сильно нервничал. Ведь и во взрослом возрасте остаться сиротой все равно неприятно и страшно. Почти все в жизни восполнимо: жену можно новую найти, сына, в конце концов, другого сделать, а родители – одни и навсегда. И их потеря сильно сказалась на состоянии его духа. Мне оставалось только особо не отсвечивать и ждать, утопая в пыли узких дорог деревеньки, пока меня позовут в дом. Смотреть тут особо не на что. Церковь не построили, ДК тем более, даже школы своей не было. Только сельпо.
Пока я разглядывал там полки с продуктами, будто ждавшие меня с прошлого приезда, в магазин забежал молодой парень. Почти мой ровесник, в тапках на босу ногу и растянутой прожженой футболке.
– Маринк, 2 бутылки Жигулей и яйца, только свежие, а не как в тот раз были, – он торопливо отсчитывал купюры и гремел мелочью. Веснушки все так же густо покрывали нос, щеки и плечи моего друга детства. Наверное, только по ним я и узнал Костю.
Конец ознакомительного фрагмента.