Возмездие (Ангел смерти, Наперегонки со смертью)

Робертс Нора

– Ну, парень он был все-таки добрый, – про­должил Брайан, – убрал свою книжечку в карман и пошел с ней. Не было их долго – так долго, что сердце мое изнылось. А потом они вышли – во­лосы растрепанные, одежда смята, и в глазах что-то такое светится… Короче, я сразу понял, Дженни для меня навсегда потеряна. Потому что ничего­шеньки он не принес, что можно было с верхней полки достать. А потом он уселся за стол, улыб­нулся ей, достал из кармана книжечку и опять принялся считать. Нам всем тогда по шестнадцать было, мы только и мечтали о будущей

прекрасной жизни. Теперь паб Малони мой, у Рорка доходов столько, что и не сосчитать, а Дженни… Милая наша Дженни с ангелами на небесах.

Кое-кто всплакнул, и разговор стал потише. Брайан, прихватив с собой стакан, подошел и сел напротив Рорка.

– Помнишь тот вечер?

– Помню. Это хорошие воспоминания.

– Может, с моей стороны и невежливо было рассказывать об этом… Надеюсь, вы, Ева, на меня не обиделись.

– Разве у меня каменное сердце? – То ли от музыки, то ли от атмосферы вокруг, но Ева рас­чувствовалась. – А Дженни знала, как вы к ней относитесь?

– Тогда – нет, – покачал головой Брайан. – А потом мы слишком подружились, тут уж не до того было. Но я к ней всегда тянулся и любил ее – только по-другому.

Он мотнул головой, словно прогоняя грустные мысли, и постучал пальцем по стакану Рорка.

– Да ты почти не пьешь. Что, пожив с янки, отвык от нашего ирландского виски? Голова сла­ба стала?

– Где бы я ни жил, моя голова всегда была по­крепче твоей.

– Да, голова хорошая, – признал Брайан, – Но вспоминаю я еще один вечерок. Это было, когда ты продал корабль отличного бордо, кото­рое контрабандой привез из Кале, – прошу про­щенья, лейтенант. Помнишь, Рорк?

Губы Рорка скривились в улыбке, он погладил Еву по голове.

– Я не один корабль французского вина при­вел из Кале.

– Да кто ж сомневается. Но тот вечер был осо­бенный, ты тогда полдюжины бутылок выставил, и настроение у тебя было расчудесное. Мы затея­ли игру в карты, хорошо посидели и выпили все до капли. Ты, я, Джек Бодин и тот дурак Мик Кеннеди, которого лет пять назад прирезали в Ливерпуле. Должен вам сказать, лейтенант, что ваш муженек пил за шестерых и все-таки всех нас обставил.

Рорк отхлебнул глоток:

– Вспоминается мне, что утром, проснувшись, я денежек недосчитался.

– Ну-у… – широко улыбнулся Брайан. – На­пьешься с ворами – пеняй на себя. Но вино, Рорк, было хорошее. Чертовски хорошее вино! Хочу по­просить их сыграть одну песенку из старых. «Лен­ту черного бархата». Споешь?

– Нет.

– Спеть? – удивилась Ева. – Он что, поет?

– Нет! – повторил Рорк твердо, и Брайан рас­хохотался.

– Накачайте его как следует – вот тогда за­поет.

– По-моему, он даже в душе не поет. – Она задумчиво посмотрела на Рорка. – Или поешь?

Рорк не знал, куда деваться от смущения.

– Нет, – покачал он головой и поднял ста­кан. – И не собираюсь напиваться настолько, чтобы ты подумала, будто я лжец.

– Ну, над этим мы поработаем, – подмигнул Брайан и встал. – Велю им сыграть кадриль. Станцуете со мной, Ева?

– С удовольствием.

Брайан направился к музыкантам, а Ева оки­нула своего супруга пристальным взглядом.

– Напивался, пел в кабаках, тискал барменш в кладовках. Очень интересно. Пожалуй, я бы хоте­ла посмотреть на тебя пьяного.

Она дотронулась ладонью до его щеки. В гла­зах Рорка уже не было грусти, и это ее успокоило. Куда он ходил днем – пусть будет его тайна, но ему это явно пошло на пользу.

Рорк наклонился и легонько ее поцеловал.

– Хочешь, чтобы я и тебя потискал в кладов­ке? Вон твоя кадриль, – объявил он.

Ева обернулась и увидела, как к ней, на ходу пританцовывая, идет Брайан.

– Он мне нравится.

– Мне тоже. И всегда нравился.

Солнце светило сквозь пелену дождя, и воздух казался перламутровым. На церковном кладбище стояли древние каменные кресты, обточенные ветром и временем. Могилы располагались близ­ко друг к другу – их обитателям не нужен был простор. За скалистыми холмами шумело море, и его мерный гул напоминая о беге времени. Трава на склонах своей изумрудной зеленью дарила на­дежду и мечту.

Священник был при полном облачении и го­ворил по-гаэльски. Настоящие похороны давно стали роскошью, которую могли позволить себе лишь очень богатые люди. Само зрелище было из редких, и толпа, собравшаяся за оградой, с молча­ливым уважением наблюдала за тем, как гроб опускали в могилу.

Присутствующие крестились. Рорк стоял, обняв Еву за плечи, словно искал у нее утешения. Он хоронил сейчас не просто друга – он прощал­ся с частицей себя самого.

– Мне надо поговорить со священником, – сказал он, когда заупокойная месса завершилась.

– Я подожду здесь, – ответила Ева, легонько пожав ему руку.

Рорк отошел, и к Еве шагнул Брайан.

– Он правильно все сделал. Дженни обретет здесь покой. – Он обвел глазами кладбище. – По воскресеньям здесь звонят в колокола. Настоя­щие колокола, на колокольне. У них удивитель­ный звук.

– Он любил ее…

– Нет ничего прекраснее юношеской любви. Вы помните своего первого кавалера?

– У меня его не было. Но я все понимаю.

Брайан положил ей руку на плечо.

– Выбрав вас, Рорк не ошибся – даже не­смотря на то, что вы полицейский. А вы хороший полицейский, лейтенант?

– Ага. – Она обернулась к нему. – Во всяком случае, это у меня получается лучше всего.

Брайан кивнул и задумался о другом.

– Никто не знает, сколько денег Рорк отдал священнику.

– Вас это раздражает? Его деньги?

– Вовсе нет, – улыбнулся он. – Не скажу, что я сам не мечтал разбогатеть… Но Рорк свои заработал. Он всегда знал, что ему надо. А я хотел иметь свой паб и, поскольку желание мое сбы­лось, считаю, что я тоже богат.

Брайан взглянул на скромный черный костюм Евы, на ее туфли.