Возмездие (изд.1972)
Шрифт:
Бум! — снова бьют часы. Половина десятого. Шталекер не даёт о себе знать. Что же делать? Ясно одно: ждать больше нельзя!
И Шуберт решился. Погасив свет, поднял с окна маскировочную штору. Темно. Небо затянуто тучами. Накрапывает дождь. Погода подходящая. Он опустил штору, вновь включил свет. Надел плащ, шляпу, переложил в боковой карман пистолет. Вышел в коридор. Сказал несколько слов хозяйке. Потом хлопнула входная дверь.
Шуберт отправился на поиски Аскера. Он не мог оставить его в беде.
Глава семнадцатая
В девять часов вечера штандартенфюрер Больм вошёл в кабинет генерала Упица и доложил, что вернулся штурмфюрер Торп, ездивший по заданию в концлагерь.
— Позовите его, — распорядился Упиц.
Торп явился.
— Вы прямо оттуда? — спросил Упиц.
— Да, господин генерал, только что. День выдался напряжённый, и я едва успел обернуться в оба конца. Всего доставлено семьсот человек. В пути от Аушвица до Остбурга происшествий не было. Всю партию разместили в отделении лагеря, близ завода. Для этого очистили несколько бараков.
— Но там было переполнено, — сказал Больм. — Куда же девали тех, что содержались прежде?
— То была категория «зондербехандлунг». К тому же в бараках вспыхнула эпидемия дизентерии. Словом, больше они ни на что не годились.
Группенфюрер Упиц понимающе кивнул.
— Продолжайте, — сказал он. — Кто этот человек?
— Один из вновь прибывших. Обычный пленный.
— Что побудило его доносить на своих товарищей? Вы разобрались в этом, Торп?
— Весьма веская причина, господин Группенфюрер. Он надеется на лучшую участь. Он хочет жить.
Упиц поднял свою тяжёлую голову, долго разглядывал Торпа, будто видел его впервые.
— Значит, — медленно проговорил он, постукивая карандашом по столу, — значит, Торп, если я правильно понял вас, тысячи пленных, которых тщетно вербуют в национальные легионы вермахта, в формирования ост-полиции, в осведомители гестапо и абвера, — все они жить не хотят и только о том и мечтают, чтобы подохнуть?
Упиц говорил негромко, спокойно произнося слова. Однако Торп нервно переступил с ноги на ногу. Он, как и другие контрразведчики, успел за недолгий срок пребывания в Остбурге Упица изучить его характер. И Торп знал, как легко подвержен Группенфюрер приступам безудержной ярости.
— Я неправильно выразился, — пробормотал Торп, — я хотел…
— Так говорите, черт вас побери, ясно, коротко, чётко! Кто этот человек? Что собой представляет? Поймите: я должен знать, можно ли ему верить!
— Он в плену почти два года, господин группенфюрер. На хорошем счёту. За дисциплинированность был назначен помощником капо, [93] сортировал одежду ликвидированных. Утверждает, что у себя на родине был репрессирован. Что-то уголовное… кажется, воровство изделий на заводе.
Доложив это, Торп смолк, нерешительно поглядел на шефа.
— Дальше, — сказал Упиц. — Говорите дальше.
Почувствовав, что генерал остыл, Торп облегчённо перевёл дыхание, приободрился.
93
Капо — заключённые, занимавшие должность в гитлеровских тюрьмах и лагерях.
— Быть может, вы пожелаете сами допросить этого человека, господин Группенфюрер? — спросил он.
— Вы привезли его? — Упиц удивлённо откинулся в кресле. — Зачем вы это сделали?
— Я рассудил, что это нелишне, — пробормотал контрразведчик. — Человек меня заинтересовал, и я подумал: господину группенфюреру будет любопытно на него взглянуть, быть может, возникнут дополнительные вопросы…
— В самом деле, не вызвать ли его сюда? — вставил штандартенфюрер Больм.
— Где он? — спросил Упиц.
— Внизу, господин группенфюрер.
— Ладно, давайте его.
Торп вышел и вскоре вернулся. Следом шёл пленный, конвоируемый автоматчиком. Оставив узника у порога, солдат вышел.
Упиц оглядел лагерника. Это был худой, высокий человек с длинным лицом, одетый в полосатую робу.
— Говори, — приказал Упиц по-русски.
— Я знаю по-немецки, — поспешно сказал пленный, угодливо улыбнувшись. При этом его тощее, костистое тело резко согнулось, будто переломилось в пояснице.
Упиц кивнул. Пленный продолжал. Он рад, что может оказать услугу германским властям. Он всей душой ненавидит страну, в которой имел несчастье родиться. И сделает все, чтобы доказать свою преданность великой Германии, ибо его давнишняя мечта — заслужить право навсегда в ней остаться.
— Короче, — пробурчал Упиц. — Повтори свои показания.
Лагерник закивал, шагнул вперёд.
— Я из Аушвица, господин генерал, прибыл с партией пленных, отобранных, чтобы…
— Известно. Говори дальше.
— В Аушвице мне довелось хорошо узнать… Я давно подозревал этого человека, господин генерал… Я только не мог… Я хотел…
— Короче!
— Это случилось ночью. Я не спал, молча лежал в чуть освещённом бараке. Не мог заснуть: разболелся зуб. Вдруг — голоса. Прислушался: беседуют двое на соседних нарах.
— Кто такие?
— Одного не опознал — было темно, господин генерал. Другой оказался моим соседом по нарам.
— Звать?
— Андрей.