Возмездие
Шрифт:
– Преследуют. Хорошо, что успели.
За озером послышались крики, лай стал громче и злее, началась беспорядочная стрельба. Затем все стихло.
Группа теперь шла не спеша.
– Давайте левее, в ту сторону, откуда пришли. Там нет мин, да и наши нас заждались, - сказал капитан и повернул налево.
Теплый, тихий вечер. Везде сырой, густой туман. У разведчиков настроение приподнятое: задание выполнено.
– Стой! Пароль!
– Курок.
– Курск. Проходите, родные, ждем вас, - произнес радостно один из встречающих их солдат.
***
Попав в штрафной батальон,
Однажды утром настала очередь Саньке нести на передовую еду. Не хотелось ему туда, сказался больным. Конечно, командир отделения не поверил ему.
– Пойдешь. Твоя очередь, - сказал он, как отрезал.
Санькины глаза наполнились слезами, сам он побледнел, но идти пришлось. Пока он нес термос с едой, стало светать. Санька шел медленно. Солдат, который вместе с ним тоже нес еду, давно уже дошел до траншеи и ждал его.
Вдруг раздался выстрел. Санька плюхнулся на землю. Тотчас снял термос, вскочил на ноги и, вихляя, побежал. Добежал и прыгнул в траншею.
– Ранили, - пожаловался он.
Снайперская пуля попала в ту же руку, которую раньше прострелил он сам. «Кость не задета, но все равно снайпер спас меня от штрафной роты», - обрадовался Санька. После ранения он три недели с удовольствием провел в медсанбате. «Еще бы две недельки полежать тут», - размечтался он.
После выписки из медсанбата Аваськина опять отправили на переднюю линию. Спустя некоторое время его назначили командиром отделения.
Шум боя остался позади. Санька забрел в болотистое место, местами проваливаясь в жижу до пояса. Петя Цибуля, бежавший за ним, еле поспевал. Санька знал хорошо, зачем и куда он идет. Сейчас исполнение его мечты как никогда близко.
Обессилевший от бега Цибуля закричал.
– Куда мы идем, товарищ младший сержант? Там враги!..
– Это ничего, попадем в плен - голова будет цела.
– Что?!
– Молчи, чего расшумелся? Я сам не знаю, в какую сторону идти. Сбился с пути...
Солнце клонилось к вечеру. Шум боя сейчас далеко-далеко.
– Куда мы идем?
– опять спросил боязливо Цибуля.
– Ты, оказывается, трусливый, Цибуля. Не ной, я тебе сказал, - рассердился Аваськин.
И в это время прозвучало долгожданное Аваськиным слово:
– Хальт!
Санька, бросив карабин, поднял высоко руки.
Именно этого боялся Цибуля. Хоть он был и молод, но пуще смерти боялся плена. Теперь, вот, без единого выстрела - плен. Несмываемый позор на всю жизнь. Он рванул затвор, загнал патрон в патронник, но вражеский автомат был быстрее. Цибуля упал на дорогу, как подкошенный. Аваськин обернулся. «Это хорошо. Теперь больше нет никого, кто бы меня знал», - радовался он в душе.
Немецкие солдаты Аваськина доставили в поселок Погостье. Здесь в ряд стояли пять красноармейцев, попавших в плен. Все они были ранены, еле стояли на ногах. Переводчик, коверкая
– А-а, это ты, комиссар! – с искаженным от злости лицом закричал Аваськин. – Там ты был мастер говорить, что же ты здесь язык проглотил? – При этом приставил свой палец к груди Сомова. – Вот, он политрук! – сквозь зубы процедил он, обернувшись к немцам.
– Предатель! Подлая собака! – плюнул в лицо Аваськина Сомов.
Аваськин отскочил назад.
– Комиссар, комиссар он! – закричал он.
Прозвучала автоматная очередь, и Сомов упал.
Остальных пленных красноармейцев загнали в кирпичное здание, похожее на склад, с решетками на окнах,
Аваськина назначили старшим среди пленных.
– Если кто-нибудь из них сбежит – кхх! кхх! – пригрозил офицер.
Аваськин попытался что-то сказать, но его толкнули в спину автоматом, и он вместе со всеми оказался внутри склада. Железная дверь с грохотом захлопнулась.
Темно. Сыро и холодно. Слышались стоны тяжелораненых.
Аваськин задремал, и сразу, как наяву, перед ним встал комиссар Сомов. Вот он пригрозил ему раненой рукой и, сказав: «Подлая собака!», опять плюнул в лицо. Санька от страха проснулся, вытер потный лоб рукавом.
Чуть посидев, опять лег и уснул тревожным сном. Тихо. Только изредка слышался чей-либо стон. Вот чьи-то сильные руки схватили Саньку за горло. Санька задергался всем телом, пытался помочь себе руками, но напрасно. Он не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть. И - темнота.
Затем три красноармейца подошли к телу Саньки, сняли с его ног обмотки и обвязали их вокруг его шеи. Уже хотели его подвесить к крюку на стене, но не успели: вдруг за дверью послышались шаги. Три тени быстро разошлись по местам. Открылась дверь, и вошли три автоматчика. «Встать» - раздалась команда. Раненые красноармейцы со стоном встали. «Этот почему не встает?» - сказал один из немцев и пнул раза три по телу Аваськина. «Мертв» - сказал другой. Затем два немца, схватив за ноги, вытащили тело и бросили его за складом. Пересчитав оставшихся, ушли.
– Похоже, смена постовых, - сказал кто-то в темноте.
– Собаке - собачья смерть,- послышался чей-то низкий голос.
– Подлец, - добавил третий.
***
Кудряшов вошел в землянку, и разведчики, с улыбкой, его поприветствовали. Вслед за ним пришел Фадеев, обнял Кудряшова.
– Ну, пляши, старшина, тебе письмо! – с удовольствием сказал он, доставая из кармана «треугольник».
Разведчики в такт захлопали в ладоши, застучали по котелку, затопали ногами.
Микулай пустился в пляс с присядкой. И куда делась усталость! Ведь он не спал и не ел двое суток, только что из боя. Микулай подсел к еле мерцавшей лампе, вскрыл конверт и начал читать. С нетерпением он ждал этого письма. Разведчики, не желая ему мешать, замолкли, а капитан затянул папиросу.