Возмездие
Шрифт:
– Куда путь держишь?
– спросил Кудряшов уже в чащобе.
– В Кондуя.
– Зачем?
– Побираться.
– Сам из какой деревни?
– Не все ли равно. Вот, хожу. Кто подаст, того и благодарю.
Парнишка с недоверием и страхом смотрел на Кудряшова. Кто знает, может какой-нибудь полицай. И таких он видел. Нельзя доверять каждому попавшемуся. Тогда старшина расстегнул маскхалат, и парнишка увидел красную звезду на шапке и погоны со знаками различия. Тут уж парнишка от радости зашмыгал носом - не смог удержаться от слез.
– Значит, наши!
– Куда держишь путь?
– улыбаясь, спросил Пудов. Затем ласково погладил парнишку по спине.
– К дядям.
– Кто они?
– Не скажу. Догадайтесь сами, - совсем уже осмелел парнишка. Кудряшов с Пудовым поняли, что он в Малиновке был по заданию партизан. Он рассказал, что в деревне немцев не так много, шесть танков, три из них - легкие. С северной стороны деревни под навесом одна дальнобойная пушка.
– Ладно, шагай, братишка. Иди, шагай, куда шел, - сказал старшина.
Парнишка вышел на дорогу и, посвистывая, пошел в сторону Кондуя.
Мороз к вечеру начал крепчать. Пронизывающий ветер гонит поземку. Зимний день короток, быстро стемнело. В деревне немцы утихомирились, свет в окнах погас. И разведчики подползли совсем близко к Малиновке. По улицам прохаживались патрульные; кто накрылся одеялом, кто - шалью. Вокруг школы – тоже патрульные. Здесь, похоже, действительно расположился штаб. От разведчиков не ускользнуло и место укрытия артбатареи.
– Эх, дать бы огня сейчас по этим проклятым фашистам, - прошептал Кудряшов Хасиеву.
– Жалко, что нельзя.
«В деревне только караульный отряд при штабе, остальные, должно быть, на передней линии» - про себя подумал старшина.
Разведчики вернулись в лес. Шли быстрым шагом. Наконец вышли к речке, которая им и была нужна. Она течет между Малиновкой и Погостье и уходит в лес. Через три километра - Погостье. Оттуда останется пройти четыре километра и там уже наша оборонная линия. И вернуться надо с "языком".
Разведчики, окопавшись в снег, лежали уже более часа. Ждали. Наконец, из Малиновки выехала кухня. Лошадь едва тащилась. На санях - два солдата. У одного в руках - вожжи, у другого - автомат.
– Который с автоматом - "язык", - шепотом дал знать старшина Хасиеву.
Немцы утеплились чем попало. Поверх сапог натянули вязаные из соломы "галоши". Их разведчики называют "гитлеровские валенки".
Кухня медленно приближалась.
– Ой, майн готт, ви ист кальт дер руссише винтер, - сказал тот, что с вожжами.
– Я, я.
Старшина дал знак и две белые тени бросились к саням. Старшина одним ударом приклада оглушил "извозчика", а Хасиев одним рывком стащил второго с саней. Заткнув ему рот платком, быстро потащили в лес. Оставив "языка" с Пудовым, остальные, вернувшись к саням, быстро наполнили мешки буханками хлеба и бутылками с ромом.
***
Долго ждал Микулай вестей от Вали. Эх, письма, письма...Отчего же с такой тоской ждет их солдат на войне? Очень дороги они для фронтовика. Их настоящую цену знает только солдат на поле войны. Ждет писем между боями или читает их, пока не выучит каждое слово, и все равно вытащит его из
В дивизию, окруженную врагами, письма приходили с большим опозданием. Сегодня наконец-то Микулай получил долгожданное письмо. Такая радость для старшины!
"Мой незабвенный Коля. Тебе, твоим друзьям от всего сердца желая здоровья, пишу это письмо. Нынче зима морозная, наверное, мерзнешь. Я тебе связала носки и рукавицы, отправила посылку. Дошла ли она до тебя, любимый мой, не знаю. Твое письмо получила. На току я его прочитала всем, надеюсь, ты не обидишься. Гордятся тобой, говорят, что ты сражаешься храбро, не срамишь свою деревню. Все передают привет, желают тебе вернуться живым и здоровым. Пусть моя любовь бережет тебя от вражеских пуль, любимый. Ты мое счастье, ты моя жизнь. Сейчас у нас сорокоградусные морозы. Мы, несмотря на холода-морозы, работаем. Вам, защитникам любимой Родины, стараемся дать больше хлеба, чтобы у вас было еще больше сил сражаться с врагом.
До свидания. Не обижайся за короткое письмо. В другой раз, когда будет больше времени, напишу длиной с портянку. Хорошо, любимый? Любящая тебя Валя"
Письмо, хоть и было коротким, успокоило тоскующее сердце Микулая, он повеселел.
Думы, солдатские думы... В одно мгновение они, посадив Микулая на свои крылья, перенесли в родную деревню Хуранвар. Все, все перед глазами. Но больше всех - его любимая Валя.
Микулай, аккуратно сложив письмо, вложил в блокнот рядом с Валиной фотокарточкой. Прежде долго с любовью смотрел на ее фотокарточку, мыслями опять оказался рядом с любимой девушкой. "Эх, голубка моя, как же ты далеко, как далеко" - вздохнул он.
Еще до призыва его в армию вокруг Вали кружились парни из соседней деревни. Видя, как они пытаются за ней ухаживать, Микулай страдал. Однажды он чуть было не остался без Вали.
Был летний, ясный поздний вечер. Молодая луна купалась в озере. Когда Микулай дошел до Валиного дома, она спряталась над тучами. Они, черные, тяжелые, быстро накрыли все небо. Темноту прорезала молния, следом грохотал гром. И начался ливень. Улица быстро наполнилась водой, с шумом стекала на нижнюю улицу. Куда идти? Вали нет. Она всегда ждала его здесь. Микулай затревожился, сердце забилось, почувствовав неладное. Хорошо хоть, в такую погоду ему встретилась жена Шаркусь Энтри, Тякка. Она и рассказала, где Валя.
Оказалось, что, когда стемнело, к Теверен Элексантор из деревни Макаровка на сморины приехал Панук, сын Качака Нярки. Валю с подружкой Машук обманом привели к ним.
Услышав такие недобрые вести, Микулай поспешил к Теверен. Все двери были заперты. Окна темные, в доме ни звука. Только молния изредка освещает дом. Дождь все еще лил, не переставая. Микулай зашел в палисадник и тихо постучал в окно. Окно распахнулось и в нем показалось Валино лицо.
– Дайте воды, девушка, пить хочется, - как бы шутя сказал Микулай.