Возмездие
Шрифт:
Дверь отворила хорошенькая барышня в нарядном костюмчике и симпатичных рожках из елочной мишуры на аккуратно уложенной головке. Грязнов прошел внутрь.
— Мне нужен ваш главный врач, — заявил Вячеслав Иванович.
— Анатолий Борисович ждет вас в своем кабинете. Пойдемте, я вас провожу, — вздохнула девушка. Она шествовала впереди, демонстрируя хорошенькие ножки, то и дело оглядываясь на строгого генерала. Генерал понимал, что приехал в учреждение некстати, но времена, как говорится, не выбирают.
Анатолий Борисович Жердин оказался сухощавым мужчиной лет пятидесяти с чеховской бородкой и в очках без оправы. Своего рода пенсне. Он поднялся навстречу, протянул Грязнову крепкую, теплую руку.
— Здравствуйте, товарищ генерал. Присаживайтесь. Чем могу служить?
— Мы, собственно, уже общались с вами по телефону, Анатолий Борисович. Но разговор не получился. Я приехал, чтобы повторить свою просьбу лично: в интересах расследования весьма тяжкого преступления следствию необходимо знать, по какому поводу в вашем учреждении проходит курс лечения Константин Новгородский.
— Уважаемый товарищ генерал...
— Можно просто Вячеслав Иванович, — перебил Грязнов.
— Уважаемый Вячеслав Иванович, — мягким голосом продолжил Жердин, — я вынужден повторить вам то же, что говорил по телефону: мы не сообщаем никаких сведений о своих пациентах. Есть такое понятие, как врачебная тайна.
— Я, разумеется, в курсе, что такое понятие есть. Но речь идет о тяжком преступлении. Есть основания полагать, что Константин Новгородский может оказать содействие следствию. Может предоставить информацию, которая способствовала бы раскрытию преступления. Я не хотел бы допрашивать мальчика, который нуждается в помощи врача-сексолога. Мне представляется, что мы с вами, двое взрослых мужчин, могли бы обсудить проблемы Кости Новгородского в узком, приватном кругу. Я обещаю вам, что полученная от вас информация не получит огласки.
— А зачем она вам в таком случае нужна? — усмехнулся доктор. — Как вы ею распорядитесь?
— Пока не знаю. Я ведь не знаю, что мог бы от вас услышать. Но думаю...
— И не узнаете, — перебил его Жердин тихим, но твердым голосом.
Грязнов и Жердин несколько мгновений молча смотрели друг другу в глаза. В соседней комнате были слышны взрывы смеха, веселые возгласы, хлопки пробок шампанского.
— Что ж, извините, что потревожил, — поднялся из-за стола Грязнов.
— Что вы, что вы! Я понимаю, у вас работа такая...
— Придется действовать официальным путем, — словно не слышал его Грязнов.
— Это ваше право, — откликнулся главврач.
Да, черт возьми, это наше право! Разгребать дерьмо, пачкать при этом руки, расследовать убийства всяких именитых подонков, вытаскивать на допрос мальчишек, пострадавших от рук разного рода вурдалаков...
Так думал Грязнов, покачиваясь на заднем сиденье «мерседеса». Вокруг сияла огнями нарядная, украшенная к празднику Москва, которой, казалось, не было никакого дела до маленьких и больших трагедий.
Глава тридцать первая. ПРИЗНАНИЕ
Утром следующего, рождественского, дня Грязнов сидел в своем кабинете, обдумывая предстоящий разговор с Верой Павловной Новгородской. Накануне вечером они созвонились с Александром, находившемся в данный момент в Питере. И было принято решение, что второй допрос Новгородской проведет именно Грязнов, которому отводилась роль «доброго следователя». Готовый к работе маленький черный трудяга-диктофон стоял на столе.
Вера Павловна должна была подойти с минуты на минуту, и Вячеслав Иванович еще раз подумал о том, что основания для предстоящей беседы достаточно зыбки: показания танцовщика Варфоломеева да визит в частную клинику доктора Жердина. Да рассказ Турецкого о личной жизни депутата Новгородского, подробности которой Александр почерпнул в известном здании на Лубянке. Но чутье подсказывало Вячеславу, что эта зыбкость, она словно рябь на воде, маленькие волны, расходящиеся вокруг брошенного на дно камня. А имя этому камню — истина. Что там говорил Турецкому больной полиартритом танцовщик: «Да и вообще, этот Новгородский, он мальчишек предпочитал. Совсем салаг. С нами уж так, до кучи. Мне двадцать два — так он мне прямо в глаза говорил, что я для него староват. Андрею девятнадцать, так и то... Не больно-то Жорж им увлечен был. А вот когда его младший брат из Коврова приехал, вот тут у Жоржа глаза и заблестели...» — это первое. И второе то, на что он, Грязнов, обратил внимание с самого начала следствия: после возвращения из Египта Вера Новгородская не сразу поехала домой, а вначале отвезла сына к родителям. И потом выяснилось, что ее сын проходит курс лечения у очень специфического доктора...
Очень много зависело от предстоящего разговора. Он, Грязнов, должен был разговорить Новгородскую, вызвать ее на откровенность. Так или иначе. Мытьем или катаньем.
— Вячеслав Иванович! К вам Вера Павловна Новгородская, — прощебетала в селектор Зиночка.
— Пусть заходит.
Генерал поднялся навстречу еще молодой, красивой женщине с холеным лицом.
— Здравствуйте, Вера Павловна! Позвольте вашу шубу. Мы ее вот сюда, на вешалку. Какой красивый мех! И вам очень к лицу. Ну, прошу!
Вера Павловна опустилась на предложенный стул возле длинного стола для заседаний.
Генерал сел не на свое начальничье место во главе стола, а напротив женщины, положил на стол крупные руки с короткими, в веснушках, пальцами. Мол, вот он я, весь перед вами.
Вера исподтишка разглядывала его. Лет за пятьдесят, лысоват, полноват. Но очень дружелюбное, умное лицо с внимательными глазами доктора. Пожалуй, генерал понравился ей больше, чем тот «важняк», что допрашивал ее в первый раз. В генерале угадывалась способность сочувствовать. А в Турецком... Вряд ли. Вера окрестила его про себя карьеристом.
— Вера Павловна! Рад сообщить вам, что украденные из вашего дома полотна Малевича и Филонова найдены! Сейчас их принесут, и вы должны их опознать, хорошо? Если это, разумеется, те самые полотна, — улыбнулся он обезоруживающей улыбкой.
Вера невольно улыбнулась в ответ.
— Зинаида Николаевна, попросите ко мне Гордеева с картинами. Хотите чаю или кофе? — это уже Новгородской.
— Нет, благодарю. Я из дома. И мы ведь ненадолго, да?