Возьми меня в долг
Шрифт:
Я просто представлял в голове, как её кто-то трахает. И сразу это омерзение.
Потом стало легче. Я презирал весь женский пол, ненавидел, но был уже равнодушен. Но и каждый раз, когда очередная шлюха лезла в штаны, я бесился.
Стал грубым до омерзения. Трахал баб только с презервативами, но… Никакого удовольствия это не приносило. Именно такого. Феерического.
Встретил Оливию. Мы знакомы давно, и как-то так сложилось, что с ней секс у меня стал не только с ненавистью, но и с удовольствием.
И
Только с ней по-настоящему кайфую.
Поэтому сейчас смотрю на Оливию и понимаю… Я буду скотом, подонком, но она мне по сути, больше не нужна.
Теперь у меня есть другая… Ту, которую нужно всеми силами удержать возле себя. А у меня есть грехи, узнав о которых, она меня возненавидит. И допустить этого нельзя.
Лив обо всём знает. Подслушивала, да и всегда узнает то, что хочет. Мне не говорила, но я и так в курсе. Не первый год знакомы.
Но ничего не предпримет. Есть у неё один косяк… Который знаю только я. И тот, что полностью разрушит её жизнь, как только эта информация проникнет в СМИ.
Вот и зачем я думаю об этом именно сейчас? Зачем вообще сюда приезжаю каждый год в день её смерти? Душу потравить?
— Босс?
Выкидываю сигарету и поднимаю голову на своего водителя. Когда еду сюда, не могу рулить сам. Тем более, я выпил. За руль не рискую садиться.
Хм, что с лицом его?
— Вас Розалия к телефону.
Хмурюсь.
Горничная?
Выхватываю телефон из рук и совершенно не удивляюсь, что она звонит моему шоферу. Я телефон вырубил. Чтобы Виоле не написать.
Прошло немного времени, как я вышел из её квартиры и поехал в аэропорт. Прямо из её объятий.
Миленько было.
Но я уже хочу увидеть её снова. Соскучился, что ли? Как дебил себя веду.
— Что там? — недовольно отзываюсь, приставляя телефон к уху. — Ну?
— Г-господин Рихтер, — девица ревёт и не может связать и двух слов. Разбила чего? Оливия наседает? — Здесь такое п-произошло!
Я скучающе машу ладонью Герману уйти.
— Что опять сделала моя жена? — закатываю глаза. Нет, пора с этим кончать. Надоела. Как только приеду, насяду на юриста, чтобы быстрее работал над расторжением брака.
— Он-на пр-риказала м-молчать, но… — не понимаю, почему она плачет. Что Лив приказала? Вроде из ума ещё не выжила.
— Успокойся, — велю. — И потом говори. Не понятно, что ты мямлишь.
Она замолкает на несколько секунд. Переводит дыхание.
— С утра к госпоже Бельц пришли двое мужчин… — так, уже интереснее. — И когда они выходили… С ними Виолетта была. Без сознания и…
— Что? — я перестаю моргать. Смотрю на могилы, застопорившись на одной. — Куда?
Я резко подскакиваю с пыльной лавочки
— Н-не знаю…
— Почему раньше не позвонила?! — не сдерживаюсь и зло рычу, рывком дёргая на себя дверь.
— Я-я… Испугалась, и… Бельц…
Я не дослушиваю. Отключаюсь. Нет смысла и дальше слушать эти всхлипы и рыдания. Я только наору на неё. Но вместо этого кричу на Германа.
— В аэропорт! Живо!
Злость льётся через край. Терпение в какой-то момент лопается. Как надувшийся до предела шарик.
Не замечаю, как сжимаю телефон в трясущихся пальцах.
Смотрю на них с изумлением.
Почему они дрожат?
Тупой вопрос.
Потому что я волнуюсь, блять.
И не за себя, а за одну задницу, которую нельзя оставить одну на несколько часов!
Достаю нервно сигарету и с трудом поджигаю её.
И вот снова. Думаю о ней, и контроль срывает. Удивительная, блин, девушка. Заставляет волноваться даже меня.
Вставляю сигарету между зубов, пока Герман понимает меня по одному крику и уже срывается с места. А я затягиваюсь и, разблокировав телефон, нажимаю на один контакт. Прислоняю к уху и смотрю в окно.
Стараюсь отогнать долбанутые мысли в сторону.
С ней ничего не случится. Сейчас пять вечера. Пропала она утром. Прилечу обратно в Мюнхен я через несколько часов. С ней всё будет хорошо. Она не такая слабая, как кажется. В этом уж я точно уверен.
— Господин Рихтер?
— Найди мне двух людей, — начинаю без приветствий. Плевать на них. Сейчас меня волнует то, где Бельц, которая всё это устроила.
И где моя горничная, что опять влипла в неприятности.
Я залетаю в дом, предвкушая маленькое представление. Еле держу себя в руках, чтобы не разрушить комнату. Или чьё-то лицо. Руки чешутся. Зудят. А я ведь девушек не бью.
Но нет. Оливия — не женщина. А настоящая сука. Раз пошла на то, что мне доложили.
Поэтому, когда захожу в гостиную, а на полу на коленях стоит Оливия, потрёпанная, с заломленными руками назад, она не вызывает ни капли сочувствия.
Наоборот. Только сильнее разжигает гнев, который спровоцировала сама же.
Я не контролирую себя. Подхожу к ней и единственное, что я себе говорю в мыслях — нет времени. Её наказывать. Уничтожать. Слишком много я потратил на дорогу и на остальное.
Ригерман нашёл Бельц, а вот Виолетту — нет.
И только эта сучка, которую хватаю за патлы, знает, где она сейчас.
Жёстко вцепляюсь в волосы и под тихий всхлип поднимаю голову. Её слёзы и потёкшая тушь только злят.
— Плачешь, да? — спрашиваю с издёвкой. — Но ты ведь сама виновата, в том, что случилось.