Возьмите нас в стаю
Шрифт:
Алекс затормозил мотор и бросил плавучий якорь: уменьшить дрейф. Потом привычно похолопал ладонью по воде: сигнал. Едва ли Кора в нем нуждалась: благодаря эхолокации она давно уже заметила лодку и даже знала, что в ней именно Алекс. Если она не подплыла сама до сих пор, значит либо кокетничала, либо обижена была на что-то.
Кокетничала — Кора высунула зубастую пасть из воды чуть в стороне и издала длинный, протяжный звук — что-то вроде сигнала «Я тебя вижу», но без четкого словарного значения.
«Кора, — просвистел Алекс, — плыви сюда! Что ты делаешь? Нам надо поговорить!»
«Надо поговорить, — согласилась Кора. — Тебе и племяннице надо поговорить. Иди сюда».
Ох черт…
Кора точно употребила понятие, наиболее близкое по значению к слову «племянница»: оно означало примерно «младший член косяка, не состоящий со мной в тесном кровном родстве, но могущий быть потомком моей сестры или брата». Для родственников, чье семейное положение было более определенно, использовались более конкретные слова: «первый сын моей старшей сестры», «третья дочь моего двоюродного брата» и т. д. Обозначения родства составляли огромную часть вокабуляра касаток.
Если это была Риу вместе с Корой или если Кора назвала ее племянницей (или племянником; в данном случае термин не нес окраса пола), то положение складывалось более чем острое. Оказывается, Кора не только начала чудить и резко поумнела (а может, не поумнела и только чудит? или не чудит, а только поумнела?), но и успела счесть одного из тлилилей своим кровным родичем, членом своего косяка!
…Вдруг Алекс отчетливо осознал, как по-идиотски он поступил. Надо же было так попасться! Один, практически без оружия, наедине с инопланетянином — а что если он не один? — и с огромной зубастой зверюгой, которая могла быть, а могла и не быть его доброй подругой Корой?
И тут еще Кора просила его прыгнуть в воду, где он будет перед Корой и, возможно, неведомым тлилилем, Риу или там не Риу, полностью беззащитен! Тогда как сейчас, в принципе, Алекс еще мог нажать кнопку, завести мотор и удрать. На коротких дистанциях, конечно, Кора способна потягаться даже с моторной лодкой, но в одиночку она лодку на полном ходу не перевернет…
«Хорошо, — просвистел Алекс. — Сейчас иду».
Надел очки, маску, акваланг, установил на лодке таймер — и привычно, спиной вперед рухнул в воду.
Люди пока еще не снабжены эхолокатором, а тепловые очки под водой все равно работают хреново. Неизвестно, что Алексу удалось бы разобрать, но случайно или намеренно, Кора и тлилиль выбрали участок над «полосой сообщения».
Дело в том, что у тлилилей не было аналогов телевидения или открытого радиовещания. Как объясняла Алексу Хонда, их общество в прямом смысле было построено на том, что информация является сверхценностью, и передавалась она только тому, кто определенными своими поступками или достижениями заслужил к ней доступ. Сверхсекретные сведения (то есть, по сути, почти любые) перегонялись под водой в виде стад разноцветного… ну, планктона, наверное? Все существо Алекса противилось тому, чтобы называть эти существа планктоном: они были не такие уж микроскопические и двигались на приличной глубине — метров тридцать, не всякий тлилиль донырнет. Они ярко светились, информация была закодирована в этом свечении.
Сам Алекс не умел ее расшифровывать: он, как и дельфинерши, просто записывал на пленку, а расшифровывали либо Хонда с Ледневым, либо уже умные головы на Земле, куда Хонда отправляла данные с оказией: у Земли не было средств, чтобы поддерживать обмен гравипередачами с посольствами. (Впрочем, в этом плане Земля мало отличалась от планет Содружества: из-за энергозатрат даже самые энергетически технические развитые и богатые миры пользовались грависвязью предельно редко).
Сейчас они плыли слишком высоко над «линией связи»: сияющая лента мелких существ двигалась глубоко под ними, и на этой высоте не разобрать было нюансов оттенков и переливов. Но все-таки она освящала океан высоко над собой рассеянным розоватым светом, и в этом розовом свете Алекс очень хорошо увидел тлилиля, который выделывал кульбиты рядом с Корой.
Он не впервые видел тлилиля в воде, и всякий раз его против воли — ему не хотелось восхищаться этими довольно-таки несимпатичными созданиями — поражало, насколько ловко они двигаются под водой. Однако этот тлилиль даже для своего народа обладал удивительной грацией. Даже не дельфин, морской уж, да и только! И при всем том — ни одного лишнего движения. Видно было, что ни темнота, ни ночная прохлада этому пловцу ни по чем.
Вспомнив, как изящно держалась Риу, когда прислуживала за столом у Аше, Алекс уже подсознательно уверился: да, она. И заодно выбросил из головы всякие сомнения, как о ней думать: слишком уж это изящество в его понятии было чуждо мужской природе.
Тлилилька что-то прощелкала — Алекс сперва не понял, потому что не ожидал, а потом дошло: на языке касаток она предлагала ему всплыть! Говорила, что нет нужды говорить под водой!
Они и в самом деле всплыли, и Кора всплыла тоже, гулко выдыхая воздух.
— Я Риу, — сказала Риу. — Помните меня, Флинт? Я — ученица и помощница Аше.
— Да, — сказал Алекс. — Помню. Какого черта вы делаете тут с Корой?
— Меня прислали. Они узнали, что Кора выдала себя, когда пыталась их найти, и что вы непременно этим заинтересуетесь, и прислали вас предупредить. Чтобы вы не наделали глупостей сгоряча.
— Кто прислал? — резко спросил Алекс. — И не угрожайте мне! У меня настроен сигнал «мертвой руки».
На самом деле ничего такого настроено не было: Алекс подумал только что и еще раз проклял себя за горячность и глупость.
— Не думаю даже! — Риу отпрянула. — Что вы!
«Племянница не угрожает, — пришел вдруг голос Коры, спокойный и чистый: она коснулась Алекса черным боком. — Она тоже боится. Сильнее, чем ты, Алекс».
Алекс попробовал мысленно спросить: «Это у Риу ты выучила общеторговый?»
Получилось! «У сестер», — последовал ответ.
«Кто такие сестры?»
Риу вдруг протянула руку и тоже схватила Алекса в воде за руку. Он чуть было не вырвался, но вовремя понял: она тоже пытается ему что-то передать.
Это было странно и тяжело: «услышать» что-то от чужака. Куда тяжелее, чем пускать в себя Кору, на которую он куда лучше был настроен. Разум Риу казался холодным и колким, точно мелкое ледяное крошево; нет, не настоящий лед, а словно только воспоминание о льде; но все-таки Алекс разобрал: