Возмужание
Шрифт:
– Проснись скорее, Стоян, беда! Да просыпайся, наконец, Почайна уже в хате, а тебе хоть гром греми!
Сама тут же босая, простоволосая пробежала по обжигающе холодной воде к двери, отыскала на ощупь сапоги, накинула кожух и кинулась собирать на скорую руку что попадется, натыкаясь в темноте на лавы и углы стола.
– Что стряслось, Ганна, чего мечешься? – сонно проворчал кузнец, потирая тяжёлой ладонью лицо.
Но как только ноги его вместо соломенной подстилки оказались в ледяной воде, он сам задвигался неожиданно проворно для его высокой сутулой фигуры. Молотило первым делом схватил с припечка несколько сушившихся там лучин, разгрёб голой рукой остатки пепла в печи, найдя несколько красноватых угольков, раздул их сильным своим дыханием и зажёг лучины. Опустил их в горшок, стоявший
Во дворе послышались шум, голоса, визг пса усилился, а потом разом оборвался. Раздался громкий требовательный стук в дверь. Молотилиха, схватив лучину, выскочила в сени, отворила засов. Дверь распахнулась, и в горницу ввалились возбуждённые, с детьми и узлами, мокрые по пояс соседи, жилище которых стояло чуть ниже дома кузнеца.
– Всё, брат Молотило, проспали мы половодье! У нас вода уж выше пояса в горнице, мосток снесло, а в овражке бурлит и клокочет, что в водовороте каком, с детьми не пройдём! – молвил седовласый златокузнец. – Твой дом на бугре, потому принимай!
– Берите плошку и лезьте наверх, живей! – скомандовал Молотило, подхватывая одной рукой дочь с тёплого ложа, а другой узел, что успела собрать жена.
Разгоняя ногами воду, все поспешили в сени, откуда крепкая, поскрипывающая под тяжестью людей с поклажей лестница вела под крышу, где испуганно кудахтали потревоженные куры. Женщины и дети первыми взобрались на горище. Кузнец бережно передал сонно протирающую глаза девочку жене, а сам бросился во двор, открыл ворота хлева и едва успел поймать выплывающего оттуда поросёнка. Схватил перепуганную животину попарно за передние и задние ноги, легко взвалил на шею и понёс в сени, ловко поднявшись по лестнице, бросил на солому.
– А где пёс, неужто унесло беднягу?
– Здесь он, у дыма обсыхает, – ответил кто-то из внуков златокузнеца. – Мы его с цепи отпустили, как только к вам зашли.
Молотило помешкал мгновение и соскочил с лестницы в ледяную воду.
– Куда ты опять? – испуганно воскликнула жена, но кузнец только молча махнул рукой.
Через некоторое время он снова появился в широком проёме лаза с телушкой на плечах. Златокузнец со старшими сыновьями кинулись помогать соседу, потому что телушка вместе с кузнецом застряли в лазе – и ни туда ни сюда. После долгой возни перепуганное животное всё-таки удалось втащить наверх. Мужчины тяжело дышали. А внизу буйствовала полая вода, смывая могучими струями всё, что попадалось на пути, и было ей под силу сломать, унести, разрушить. Где-то у самой двери раздался сильный скрежет и удар, от которого бревенчатый дом весь содрогнулся. Дети со страхом прильнули к матерям, мужчины тревожно переглянулись.
– Большая крыга, видно, к нам стучится, только мы её не пустим, сруб у нас крепкий, а основа каменная, мой отец ещё ставил, – стараясь успокоить детей и женщин, промолвил Молотило. А про себя подумал, что ежели поднимется вода выше, то и впрямь может сдвинуть сруб, тем более что хлев, по всему, уже разбило, раз огромные льдины стучатся в стену дома.
Глухой скрежет и удары о стену повторялись, будто кто-то огромный и злой пытался разломать крепкий сруб, разнести его по брёвнышкам и завертеть, поглотить в жутком кашиве из воды, льда, обломков брёвен и домашнего скарба прильнувших друг к другу мокрых испуганных людей.
– Тату, а если водица до нас дойдёт, тогда на крышу полезем, да? – спросила шестилетняя дочь кузнеца, приглаживая его непокорные чёрные кудри.
– Не поднимется, Овсенушка, не поднимется, погуляет малость водица вешняя, как твой татко в праздник, да и успокоится, – отвечал кузнец, пряча детские ручонки в своих огромных мозолистых, со следами многих ожогов, ручищах.
– Если вода будет гулять, как твой татко, доченька, то не скоро мы отсюда спустимся, – не преминула съязвить Молотилиха.
Промокшие и озябшие взрослые, согреваясь, зарылись в солому, а дети с превеликим любопытством и страхом следили через проём, как гуляла по Подолу вешняя, будто захмелевшая от весны вода.
В ту ночь многие испуганные подоляне взобрались на крыши своих домов и сидели там, взывая о помощи. Бурная вода несла мимо всякий хлам, доски, солому, а иногда мёртвых кур, овец и свиней.
Семья кузнеца Молотило с соседями провели так остаток ночи и почти весь следующий день. Только к вечеру на их дружные громкие крики подплыла одна из лодий, что по приказу княгини Ольги собирала людей. Одни дружинники налегали на вёсла, а другие расталкивали баграми с железными оконечниками льдины, которые хоть и не были уже такими грозными и буйными, как ночью, но всё ж препятствовали плаванию, да и запросто могли, ежели прозевают дружинники, борт лодии пропороть. Вначале в лодию спрыгнули два старших сына златокузнеца и помогли дружинникам принять детей и женщин. Молотило со златокузнецом Ермилой вошли последними. Пёс, поскуливая, глядел такими жалобными очами, что Овсена упросила взять его с собой.
Оказалось, что река Глубочица, Боричев поток и прочие притоки и ручейки так разлились, что вода дошла до самой Перуновой горы. Семьи Молотило и Ермилы, выйдя из спасшей их лодии, присоединились к другим беженцам, которые сидели на сухих улицах с узлами и пожитками, не зная, радоваться ли тому, что остались живы, или печалиться по залитым половодьем домам и амбарам. Плакали перепуганные дети, тяжко вздыхали старцы, на одном из тюков кричала роженица.
Воины княжеской дружины ходили меж пострадавшими, раздавая им еду и питьё, разводили костры, чтобы люди могли согреться, обсушиться и приготовить горячее варево.
Все усердно молили богов, чтоб утихомирилась река, не поднимались выше её бурные воды, не чинили разорения.
Три дня и три ночи гуляла Непра, играя потоками, размывала и уносила всё, что попадалось на пути. Потом стала утихать и помалу возвращаться в берега.
Вслед за спадающей водой солнечные лучи быстро подсушивали улицы. Киевляне возвращались в свои дворы, сокрушались урону, причинённому рекой, горевали. Ещё бы не горевать, коли многие лишились жилья, потеряли скот, остались без припасов. Глиняные мазанки, попавшие под затопление, почти полностью размокли и развалились, обнажив отдельные рёбра жердей. Хлева да загоны были порушены, дворы и огороды перемешаны с песком, илом, мусором. Не всем удалось пережить нашествие воды, собрала она и жертву человеческую, – одиннадцать подолян утопли. Печалились люди разорению великому, родичей да соседей погибших оплакивали. Потом засучивали рукава и принимались отстраивать, подправлять, просушивать всё, что пострадало от половодья.
– Княгиня Ольга, пошли ей Сварог многие лета, велела дать из княжеских запасов крупы, муки и соли, – пояснил Подольский тиун собравшимся по его зову старейшинам улиц. – Распределите, чтоб никто обижен не был, особенно те, у кого ничего не осталось.
Вода отошла, и Молотило с женой и дочерью вернулись по скользкой улице, ещё кое-где залитой большими и малыми лужами, к своему двору. Пёс Волчок, действительно окрасом похожий на волка, бежал впереди. Их встретили полураспахнутые ворота с одной разломанной створкой. Там и сям на улице понанесло целые сугробы ила вперемешку с песком, обломками досок и брёвен, которые оставила после разгула вешняя вода. Войдя во двор, ужаснулись ещё более, – от добротной кузни осталось менее десятка венцов, остальные вместе с крышей и воротами унесло бурным потоком. Повсюду – нагромождение куч мусора и разного, невесть откуда принесённого хлама, охапки мокрого сена и соломы, какие-то бочонки и поломанные корзины. А среди всего этого разора важно выхаживали и плескались в лужах довольные гуси. Громко переговариваясь на своём гусином языке, они как ни в чём не бывало щипали обнажившуюся прошлогоднюю траву и старательно выискивали в лужах остатки рыбы, зерна и ещё чего-то только им известного. Волчок вдруг зло зарычал и, вздыбив шерсть на загривке, бросился с громким лаем к завалу брёвен, громоздившихся на месте курятника. Оттуда, опасливо озираясь на людей, выскочила лиса с мокрым трупом курицы в зубах и рыжей молнией метнулась прочь. Волчок кинулся за ней, но лиса ускользнула сквозь промоину под наклонившимся бревенчатым забором.