Вознесение Габриеля
Шрифт:
Упомянутый любовник — высокопоставленный банковский служащий — уведомил ее эсэмэской о разрыве их отношений. Конечно, расставаться так было дурным вкусом, но еще более дурным вкусом было бы читать его электронное письмо, которое наверняка уже притаилось в папке «Входящие», словно подброшенная бомба с часовым механизмом.
Подбодрив себя парой бокалов шампанского «Болинжер», предназначавшегося в подарок этому тупице и зануде за то, что обещал свозить ее покататься на лыжах, Криста открыла свой электронный почтовый ящик. Там ее действительно ожидала бомба, но
Сказать, что содержание письма профессора Паччиани ее удивило, означало бы существенно преуменьшить ошеломление, охватившее Кристу. На самом деле ей казалось, будто у нее земля уходит из-под ног.
Единственной канадской женщиной, к которой профессор Эмерсон проявил сдержанный интерес, была профессор Энн Сингер. Разумеется, в «Лобби» Криста видела Эмерсона с разными женщинами, но его первая встреча с ними становилась и последней. С университетскими женщинами — от профессоров до служащих — профессор вел себя дружелюбно и подчеркнуто официально. Здороваясь с ними, он ограничивался крепким рукопожатием. Профессора Сингер, однако, он удостоил поцелуем в обе щеки. Криста сама это видела, когда ходила на его последнюю публичную лекцию.
Кристе вовсе не хотелось возобновлять отношения с профессором Паччиани. Его мужские качества оставляли желать лучшего. Хватит с нее их флорентийских траханий, после которых она не испытывала ничего, кроме досады и неудовлетворенного голода. У нее, как-никак, были свои стандарты, и любой мужчина, недотягивающий до их уровня, не стоил ее постельного времени.
Криста не возражала, если эти слова где-нибудь процитировали бы.
Но поскольку ей хотелось побольше узнать о невесте профессора Эмерсона, она симулировала интерес к весенней встрече с профессором Паччиани и ненароком поинтересовалась именем счастливицы. Отправив письмо, Криста спустилась вниз и приговорила остатки шампанского.
За день до Рождества Джулия с отцом сидели за барной стойкой селинсгроувского ресторана «Кинфолкс», куда отец пригласил ее на ланч. Габриель с Ричардом спешно докупали все то, что не было куплено ранее. Рейчел с Эроном отправились выбирать индейку. Скотт пока еще находился в Филадельфии вместе со своей подругой.
Том привез в ресторан подарок, полученный от Пола. Коробка стояла внизу, возле ног Джулии, и смотрела на нее, словно щенок, выклянчивающий внимание.
Джулия открыла коробку, решив, что пусть лучше эти подарки увидит отец, нежели Габриель. Кленовый сироп она с улыбкой передала отцу. Игрушечная корова вызвала у нее почти детское хихиканье, а вот фигурки Данте и Беатриче заставили ее побледнеть. Ей вдруг показалось, что Пол знает о них с Габриелем. Нет, такого не может быть. Ну откуда Полу знать, что Габриель и Джулия — это Данте и Беатриче, по крайней мере, друг для друга?
Пока Том ел дежурное блюдо — индейку с начинкой и жареной картошкой, — Джулия развернула поздравительную открытку Пола. На ней были изображены дети, играющие в снежки. Ниже стояло традиционное пожелание счастливого Рождества. А еще ниже шли слова, написанные рукою Пола, от которых у Джулии встал комок в горле.
С Рождеством тебя, крольчиха!
Я знаю, каким тяжелым бывает первый семестр. Жаль, что не смог тебе помочь, когда ты в этом нуждалась. Я горжусь, что ты все выдержала. Заключаю тебя в крепкие вермонтские объятия.
P.S. Не знаю, слышала ли ты песню Сары Маклахлан «Wintersong», но некоторые ее слова заставили меня подумать о тебе.
Джулия не знала такой песни, а Пол не написал, какие именно слова заставили его думать о ней. Поэтому она просто разглядывала открытку и вдруг заметила то, что прежде ускользнуло от ее внимания. В самом центре картинки, неуязвимая для снежков, стояла улыбающаяся длинноволосая девочка в ярко-красном пальто.
Цитата, картинка, открытка, подарок. Пол старался держать свои чувства в тайне, но выдал себя. Один ясный намек Джулия уже видела на картинке — смеющуюся девочку. Потом она найдет и прослушает песню.
Вздохнув, Джулия убрала подарки обратно в коробку.
— Габриель с тобой хорошо обращается? — спросил Том, прожевав кусок индейки и принимаясь за другой.
— Он меня любит, папа. Он очень добр ко мне.
Ее отец лишь покачал головой. Он сейчас вспоминал, как Саймон разыгрывал из себя добренького. А Габриель свою доброту доказал поступками. Тома удручало, что он не сумел увидеть разницы.
— Если что, ты мне сразу скажи… — заявил Том, принимаясь за жареную картошку.
Джулия чуть не вытаращила глаза. Поздновато Том решил играть роль сверхзаботливого отца, но уж лучше поздно, чем никогда.
— Сегодня утром мы с Габриелем проезжали мимо твоего дома. Я увидела на лужайке знак.
Том вытер рот салфеткой:
— Пару недель назад я выставил дом на продажу.
— Почему?
— А почему бы его не продать? Я не могу жить в доме, где моя дочь не чувствует себя в безопасности.
— Но ты вырос в этом доме. Как же вы с Деб?
Том пожал плечами и поднес к губам чашку с кофе, чтобы дочь не видела его лица.
— Никак. Мы расстались.
— Прости, папа, — тяжело вздохнула Джулия. — Я не знала.
Том стоически прихлебывал кофе.
— Мы с ней разошлись во мнениях. И детям ее я не по нраву.
Джулия играла со столовыми приборами, выкладывая их в одну линию.
— Значит, Деб встала на сторону Натали и Саймона?
Том в очередной раз пожал плечами:
— У нас это не вчера началось. Сказать по правде, я даже рад. Приятно снова чувствовать себя свободным человеком. — Он заговорщически подмигнул дочери. — Куплю дом поменьше. А часть денег пущу на твое образование.
Джулия не успела удивиться, как ее захлестнуло другое чувство — гнев. Ее конфликт с Саймоном дорого обошелся им с отцом. Слишком дорого, чтобы этот мерзавец отделался судимостью и общественными работами. Ее пугало, что отец лишился потенциальной жены, а теперь продает родовое гнездо Митчеллов.