Вознесение
Шрифт:
— Сетевые параноики. Экофанатики. Экстрасенсы. Безвестные маргиналы. Люди, от которых все шарахаются. Вроде тех оригиналов, что нагуглил твой Шелдон-Грей. Гадалки из Праги и прорицатели из Юкатана. Апокалипсис, понимаешь ли, точка ком. Даже не думай.
Я не желаю поддаваться пессимизму. Мы разругиваемся в пух и прах. За последние две недели Фрейзер Мелвиль похудел килограммов на пять, и на пользу ему это не пошло. Считается, что я разбираюсь в устройстве человеческих душ. Однако сегодня от моего хваленого чутья нет никакого
Утром у стойки администратора меня ждет сообщение с приказом немедленно явиться в кабинет Шелдон-Грея по поводу «инцидента» с участием Бетани Кролл. Представ перед начальственными очами, я обнаруживаю, что сегодня к его обычной напыщенности прибавилась этакая официальная чопорность, как будто он готовится занять ответственный пост в ООН. Ситуация осложнилась, с прискорбием сообщает он. Бетани находится в больнице Святого Свитина, и «состояние у нее неважное».
— Что случилось?
— Поражение электрическим током. Раздобыла металлическую вилку и сунула ее в розетку. И естественно, потеряла сознание. Ожоги от ладоней до предплечий. Просто чудо, что она осталась жива. Резиновые подошвы. Да, а перед этим она обрила себе голову.
— Наголо?
— Похоже на какой-то символический акт. Врачи решили оставить ее в больнице.
Чует мое сердце: он что-то задумал.
— И что теперь? — спрашиваю я, лихорадочно соображая, как лучше разыграть этот матч.
Шелдон-Грей кладет руки на стол, раздвигает пальцы и, одарив меня долгим взглядом, с вызовом говорит:
— Я готовлю ее перевод в Кидадп-мэнор.
Кидаап-мэнор. Психиатрическая версия камеры смертников. В последовавшей за этим тишине он поднимает руки и складывает их в молитвенном жесте, приложив указательные пальцы к нижней губе. Взгляд голубых глаз оценивающе ползет по моему лицу. Если я сейчас раскрою рот, мой голос предательски дрогнет. Поэтому я молчу. Киваю, как будто перевод Бетани в одно из самых печально известных учреждений страны заслуживает тщательного рассмотрения и никак меня не затрагивает.
— Какая-то особая причина? — выдавливаю я наконец.
— Я всего лишь следую рекомендациям. В случае упорных попыток суицида предписания недвусмысленны. Требуется иной подход.
— Вы отдаете себе отчет, какая судьба ей там уготована? — спрашиваю я как можно спокойнее. — Все результаты, которых мы добились здесь, в Оксмите, пойдут насмарку. Ее будут накачивать лекарствами, пока она не превратится в овощ.
Он пожимает плечами:
— Безопасный овощ. Не представляющий угрозы ни себе, ни окружающим. Поймите, наш эксперимент с электрошоком был ошибкой.
— Ей стало лучше.
— На какое-то время. Потом она сунула вилку в электрическую розетку, зная, что это ее убьет. Послушайте, я готов взять на себя ответственность за решение применить ЭШТ. Бумаги подписывал я, и тогда этот метод лечения казался правильным. Состояние пациентки улучшилось. А когда дело вышло боком, выход остался один — признать поражение. Впрочем, речь не о том. Поскольку вы ее последний лечащий врач, я решил, вы имеете право знать. Как только ее выпишут, она перестанет быть нашим пациентом.
— Нашей проблемой, хотите сказать.
Он улыбается.
— Не придирайтесь к словам. Мы делаем для них все, что в наших силах. Однако нужно уметь проигрывать. В лечении Бетани Кролл мы потерпели полное фиаско.
— Как долго ее продержат в больнице?
— Пока не заживут ожоги. Посидите-ка вы завтра дома. Вид у вас просто ужасный.
Дело к ночи. Поколебавшись, все же набираю физика. Занято. Решаю съездить к нему домой, поделиться новостью, втайне надеясь, что в результате я останусь на ночь и натянутость, возникшая между нами после провальной поездки в Лондон, растает за счет небольшого сеанса секс-терапии. Сейчас мне нужно одно: секс. Секс с Фрейзером Мелвилем. Его объятия.
По тротуару перед домом физика громко топает какой-то любитель полуночных пробежек, за ним, высоко вскидывая ноги, трусит троица собак на длинных поводках. Обочина перед входом заставлена машинами. Паркуюсь напротив. В гостиной физика горит свет. Я уже готова ему позвонить, чтобы он помог мне подняться, когда зачем-то снова поворачиваюсь к его окнам. Что меня дернуло, не знаю, но именно в этот момент я вижу ее — высокую женщину в джинсах. Стоит у окна, смотрит на улицу. Блондинка. Стройная. Молодая. Когда я подъехала, ее там не было. А теперь, словно гадкий чертик из табакерки, она взяла и материализовалась. В доме физика. И тут из кухни выходит он. Так вот где они были! Готовили ужин? Словно машина с пьяным лихачом за рулем, мое сердце пытается заложить крутой вираж. Промахивается. И глохнет.
Она чувствует себя как дома. Уходит в глубь комнаты, садится на диван. Физик устраивается рядом, так близко, что их тела соприкасаются. Они что-то разглядывают, склонившись над столиком. Он в чем-то горячо ее убеждает. А она — хозяйка положения — обдумывает вопрос.
Теперь я не просто дрожу. Я трясусь всем телом и ничего не могу с собой поделать.
Его бывшая, осеняет меня. Мелина. Получила его и-мейл, забеспокоилась. Ну и прилетела. На гречанку не похожа. Может, ей расхотелось быть лесбиянкой и она решила вернуться? А он примет ее назад?
А может, и не Мелина. Еще кто-нибудь. Коллега. Или одна из его студенток.
Успел он ее трахнуть?
Женщина забрасывает ногу на ногу, и меня накрывает волной ядовитой, неукротимой зависти. Она может на них стоять, бегать, подниматься и спускаться по лестнице, может раздвинуть их ему навстречу. К горлу подкатывает сухая тошнота.
Все правильно. Все сходится, ясно и недвусмысленно, как бывает, когда, промучившись не один час, кладешь на место последний кусочек трехмерной головоломки.