Возраст – преимущество
Шрифт:
– Ты откуда к нам пришел? – спросил самый младший, как я решил, молдаванин.
– Из лесу вестимо, – хмыкнул я. – Шучу. Да где я только не был, ребята.
– На фронте был? – вновь подал голос старший, Михась. Ему очень хотелось казаться старше, чем есть, но выходило смешно.
– Да, немного, недели две, – кивнул я.
– А чего как мало? – вновь молдаванин.
– Хватило и этого, чтобы в госпитале чуть не полгода пролежать, – хмыкнул я. – Немцы не деревянные истуканы, тоже стрелять умеют.
– Ранили? – опять Михась.
– Если бы один раз, – улыбка сошла с моих губ. – Тяжело на фронте, ребятки, очень тяжело.
Вопросы как-то и кончились, мы с Анной попрощались с детьми, махнув по-дружески, и продолжили путь. Аня показывала мне лагерь, раз не запретили такого, значит, хоть какая-то вера, но все же есть, а это уже совсем другое дело. Время пролетело очень быстро, останавливались перед каждым человеком, кто встречался на пути, здоровались и знакомились. Как потемнело, даже и не заметил. Места в шатре хватало, оказалось, что он на четверых, но двое в дозоре, так что мы ночевали лишь с одним солдатом. Паренек лет двадцати, двадцати двух, тонкие усики под носом, бриться начал, наверное, совсем недавно. Парня звали Юриком, он протянул руку для знакомства, задав пару дежурных вопросов, предложил ложиться спать, так как ему рано вставать. А уже в пять утра к нам кто-то пришел и, забрав Юрика, оставил меня в одиночестве.
Утром проснулся от шума и суеты где-то поблизости. Вылез из палатки и удивился, ничего не боятся, или считают себя в безопасности? Вокруг сновали туда-сюда различные люди, мужчины, как в форме, так и в телогрейках, женщины в таких же телогрейках, но вдобавок в юбках. Я всегда думал, что партизаны сидят как мыши под веником, а тут жизнь кипит, как в городе.
– Товарищ сержант? – услышал я слева и повернул голову. Точно, ко мне обращаются. Передо мной стоял молодой парень, в такой же телогрейке, как у многих, и с винтовкой за плечом. Лицо его было серьезным, он точно не прикалывался надо мной.
– Это вы мне? – все же решил спросить я.
– Да, товарищ комиссар просил вас прибыть к нему в палатку, как только оправитесь.
– В смысле? – не понял я.
– Ну, вы же только проснулись, оправляйтесь скорее, вас ждут.
– Извините, товарищ боец, почему вы так официально обращаетесь? – как-то коробило меня, парень ведь старше меня, причем намного.
– Как приказали, так и обращаюсь, товарищ сержант, – четко отчеканил партизан и спросил разрешения быть свободным.
– Конечно, идите, – кивнул я. Даже не по себе как-то, стоит боец, раза в два меня старше и рапортует…
Сходил до отхожего места, потом умылся и побрел к палатке комиссара. Тут стоял часовой, тот же парень, что и приходил за мной.
– Можно? – спросил я у него.
– Да, проходите, вас ждут.
Внутри было накурено, командиры толковали о чем-то, но, когда я вошел, поморщившись от дыма, отвлеклись.
– Радио было под утро.
– И вам с добрым утром, – наклонил голову я.
– Тебе привет от полковника Рыкова, – командир отряда уставился на меня, пытаясь… даже не знаю и что, подловить на эмоциях?
– Жив, значит, Егор Степанович, – улыбнулся я, – хорошо. Полковником стал, где он теперь? На юг с армией пошел или перевели?
– А где был? – продолжали терзать меня партизаны.
– Там же, где и я, хоть я и недолго там пробыл.
– Нам ответ нужен, точный.
– В городе на великой русской реке Волге.
– Короче, тут еще пара вопросов, но вижу, ты именно тот, за кого себя выдаешь. Полковник Рыков в штабе одной из дивизий на юге.
– Можно еще вопросы, – улыбнулся я, – даже самому интересно.
– Брата старшего как звал? – даже до такого докопались, ну и москвичи, ну и конспираторы. А ведь сколько они обо мне информации собрали, это ж кучу людей опросить было нужно, работают черти, работают.
– Малыш жив? – чуть склонив голову набок, спросил я.
– Ну теперь вообще порядок. Жив, восстановился после ранений, но на фронт не попадет больше, по крайней мере пока. Как нам объяснили, слишком ранения были серьезными, он сейчас инструктор в школе ОМСБОН. Да, последний вопрос не хочется задавать, ты же опять спросишь, что с ним…
– Что с Катей? – я, наверное, изменился в лице, командиры отпрянули. Действует мой взгляд, действует. Но волновало меня другое. Ведь они же о ней хотели спросить.
– Прости, погибла сестричка, через неделю как попрощалась с тобой, – командиры повесили головы, явно сочувствуя.
– Товарищи командиры, разрешите выйти на пять минут… – попросил я, с трудом сдерживая себя.
– Конечно, поговорим позже, не горит, – ответил тихо Медведев.
Вышел я, словно стержень вынули. Конечно, я все понимал. Понимал, что она была старше и ничего мне не обещала, понимал, что и знал-то ее совсем мало, но ее глаза, чистые, светлые, словно небо в ясный день, помню, как будто видел минуту назад. Не знаю, что на меня нашло, вдруг накатила ярость, такая же, как недавно в доме бульбашей, когда я их начал тупо резать. Резал методично, одного за другим, даже не соображая, что могут застрелить. Как-то я начал терять хватку, отключаются мозги, ничего с этим поделать не могу. Психологическая травма детского мозга?
Выдохнув, вытерев влажные глаза, вдруг поймал взгляд часового.
– Что? – довольно грубо спросил я.
– У… у вас кровь… – парень был белый как мел, а я вдруг почувствовал боль. Проведя ладонью по губам, увидел кровь. Вспоминая Катю, так закусил губу, что чуть не откусил. Сразу больно как-то стало, начал искать по карманам что-нибудь вроде платка, прекрасно понимая, что его там нет.
– Возьмите, товарищ сержант, – боец, продолжавший наблюдать за мной, он тут вообще-то на посту стоял, протянул руку, а в ней я увидел упаковку бинта. Немецкий материальчик, пользовал не раз.
– Спасибо, друг, – кивнул я.
– Что-то случилось?
– Узнал, что потерял хорошего человека… Не бери в голову, все нормально.
Хотелось выговориться, и как всегда, делаешь это в присутствии первого встречного. Надо возвращаться к Медведеву, командиры жаждут рассказа, надо заканчивать с моей интеграцией в отряд.
– Прошу извинить, – вернувшись, произнес я.
– Ты в порядке? – сочувственно положил мне руку на плечо комиссар отряда.
– Да, – уверенно кивнул я. – Итак, что вы хотели бы знать?