Возрождение Феникса. Том 1
Шрифт:
Мы с матерью садимся за свободные стулья за приставным столом. Чувствую, как наследник рода прожигает огненным взглядом мой затылок. Не понравилось, как папку уели. То ли еще будет.
Размещаясь на своем месте, я не забываю поморщится.
— Арсений, нога все еще болит? — тревожится Николай Викторович, обволакиваемый моей магнетической харизмой.
Я слабо, словно через боль, улыбаюсь.
— В последнее время намного легче, спасибо. Всё благодаря вашим лекарствам.
— Лестно, конечно. Но ты сам молодец. — Всё, доктор мой. Остался исправник.
— Господа, да он же симулирует! — неожиданно выкрикивает с дивана наследник Павел. — Избил моего брата, а теперь строит из себя хворого! Жалкий притворщик!
У Анатолия чуть глаз не выпадает от выходки сына, а я с трудом сдерживаю усмешку. Таков он, личный магнетизм Префектов. Наша харизма словно приказывает любить ее обладателя, и друзья с близкими с радостью соглашаются с новым велением. А вот врагам это, конечно, не нравится, от нашего обаяния они еще больше раздражаются, всем нутром противятся ему, проявляют враждебность и норовят напасть. Вот Павел и сорвался. Агрессия — его способ защититься. Так он доказывает себе, что лучше меня.
— Это ужасная клевета, — холодно говорит Елизавета. — Вы позвали меня выслушивать поклепы на состояние моего сына?
Так их, мама!
Николай Амосов громко кашлянул, будто бы случайно, но в этом «кхе-кхе» звучит поддержка. Наш человек.
— Не для этого, конечно, — Анатолий пытается говорить ровно, быстро глянув на доктора. — Врачам здесь виднее. Но болезнь вашего сына не помешала ему напасть на моего. Ударить костылем и сломать ему руку. Это уже прямое оскорбление рода Свиридовых. Я требую извинений.
— Конечно же, материальных, — изгибает тонкую золотую бровь Елизавета.
— Это подтвердит искренность ваших намерений, — кивает Анатолий. — Поэтому компенсация будет весомой.
— Не будет, — Елизавета качает головой. — Ваши требования смешны.
— Хотите сказать, что ваш ребенок не ломал руку моему сыну? — Анатолий давит на единственный козырь. Руку я действительно ломал, солгать мы не вправе, ибо дворяне. Но и прямодушно сказать — да, ломал — глупости подобно. Тогда Анатолий получит аргумент в пользу своих требований, а то, что Виктор с другом устроили Арсению ловушку, будет отрицать и доказать истину мы не сможем.
Прекрасно понимает это и Елизавета. Мама застывает, в ее больших глазах я вижу зов о помощи, и она получает ее.
— Мы хотим сказать, что это Свиридовы с самого начала пытаются оскорбить Беркутовых, — бросаю я резонансное заявление. — И преуспели в этом. Ваш сын с другом увезли меня на Щучье озеро, избивали, обзывали «одноножкой», а теперь вы требуете за это еще и «извинений».
— Анатолий, это правда? — хмурится Давыдычев.
— Нет, конечно, Юрий, — отмахивается старший Свиридов. Но при этом поджал губы.
— Ага, а на чьей машине тогда меня доставили на озеро? — усмехаюсь. — Прекрасно помню, что ваша «Волга» оснащена видеорегистратором. Да не одним. Можете показать записи за вчерашний день? Помню, первую оплеуху я получил перед самым бампером.
Повисает тишина. Семейство Свиридовых молчит, мой знакомец с озера сидит бледный как бумага. Глаза бегают, пот бежит по вискам. Похоже, мне свезло. Записи еще не почистили, мальчишка Виктор не вспомнил, как рядом с «Волгой» расквасил Арсению лоб, а потом потащил его на причал. Анатолий смотрит на сына и тоже понимает его оплошность.
— Ана-то-лий! — земский исправник первым устает ждать конца детсада.
Видимо, по привычке старший Свиридов хватает со стола специальную бензиновую зажигалку и поджигает табак, набитый в трубку.
Оп-па. Ну дела. Еще один косяк, Свиридовы.
Грех не воспользоваться.
— Не курите при даме, — потянувшись, я быстро беру графин и наливаю воды в трубку Анатолию.
Его глаза едва не выпрыгивают на стол. Потушенный табак шипит, тонкая струйка дыма улетает в вытяжку под потолком. Пора надевать каски. Сейчас бомбанет.
Удар прилетает, откуда не ожидал, хотя нет, ждал-ждал, но во вторую очередь. Просто надеялся довести главу рода, но так тоже сойдет.
— Ах ты, сопляк! — вскочив, наследник Павел замахнулся левой рукой. — Знай свое место!
Я бы мог запросто увернуться, но в нынешние планы это не входило. Поэтому только чуть сдвинул лицо. Пожалел хрупкий нос, каюсь. Да и вправлять челюсть совсем не хочется. Нежный совсем стал. Расслабился.
Костяшки врезаются точно в скулу. Звезды сыплются из моих глаз. Мозг словно перевернулся под крышкой черепа. Я поплыл и пошатнулся.
— Сынок! — слышу крик матери.
— Павел! — это уже Анатолий своему.
Получив крепкий хук, падаю на стол, для драматичности скинув графин на пол. Звон разбитого стекла. Прозрачные ручейки, бегущие по паркету.
— Ана-то-лий! — гремит Давыдычев. — Ты меня за этим позвал?! Угомони своего!
— Или я вас сама убью! — ох, Елизавета разошлась. Совсем забыл, что мама у нас Кмет. Огненный причем. Надо подавать признаки жизни, пока не спалила кабинет.
— Всё хорошо, ма, — я поднимаюсь, опираясь об стол. Остаточные звезды брызгают из глаз. — Не надо пачкать руки о них.
Все давно повскакивали. В двух шагах от меня пышет злобой Павел. Кулаки сжаты, лицо багровое, хотя у отца его тоже, но по другой причине — стыдно за наследника, стыдно. Но тот не так и виноват. Да нет, виноват он, конечно, кто ж еще тогда. Его проблемы, что не смог сдержаться, когда калека, которого они собрались обобрать, вызывает у него раздражающее чувство отсталости.
— Продолжаем избиение инвалида? — кидаю семье Свиридовых, касаясь опухающей щеки.
Просто пробный камушек, даже не рассчитывал, что снова поведутся. Но Павел снова взмахивает кулаками. Вот неугомонный же.