Возрождение из пепла
Шрифт:
Следующая бутылка разлетается даже не в осколки – в пыль.
– Надеялся… Ненавижу!
И снова короткий грохот и звон… Лина, никогда не видевшая Повелителя в таком настроении, старалась быть тихой и незаметной… как на задании. Слушать откровения Вадима – себе дороже, а уж такие… Насколько Лина помнила то не слишком доброе время своего недолговечного положения фаворитки, Вадим ревниво оберегал свое прошлое и свои семейные отношения от любых расспросов. До недавнего совещания, на котором вампир так неосторожно высказался про тело,
Опасно. Очень. Этого странного разговора она может не пережить.
А ведь так и не вернула любимому силы.
Не хотела с матерью встречаться. Колибри! Но нет, кажется, еще поживем…
По полу кружит вихрь – Вадим подхватывает телекинезом разноцветные осколки, скручивает из них колючий смерч и запускает в дверь. О! Так даже? Кому-то не повезет.
А ведь правда могу не выжить, – мелькнула отчетливая мысль с привкусом сожаления. Прикончит и не заметит. Даже и не вспомнит. Вот поэтому в ближний круг Повелителя не особо рвутся, хоть и привилегии тут запредельные.
Но куда денешься… Сиди. Слушай. И старайся не разозлить Вадима еще сильней.
– Ненавижу! Ну почему я нужен только как светлый? Я ведь его любым принимал! Почему он не хотел?! Как он смел так со мной, мальчишка! И еще спрашивал «за что», когда… За все! За… – Взгляд Вадима вдруг остановился на ней, и Лине понадобилось все ее самообладание, чтобы не вздрогнуть. Это была даже не привычная Тьма, а ожившая ярость… – А… ты… А почему не пьешь?!
Приходится глотнуть.
Темный взор немигающих глаз не отрывается от ее пустеющего бокала.
– Молчишь. Пей, не спорь… Вот он всегда спорил… Даже в камере! Даже когда лишил его всякого выбора! Светлый, мать его! – И огненный шар прошибает стену, рассыпая гарь и пепел. – Проклятье!
– Повелитель… – Лина сама не понимала, что заставило ее заговорить. Может быть, отчетливое ощущение нарастающей угрозы? В самоубийцы подалась, Лина? Но вечер и впрямь стремительно катится к очередному взрыву. Так и так плохо придется. – Милорд… Вадим, что случилось?
– Ничего! – рявкнул Повелитель, и в стену полетел стол. – Ничего! Неделя прошла – и ничего! Ни одному шпиону ничего не удалось узнать… Ни листовки, ни намека, ни слуха даже… Даже тела.
Ах вот что! Тело ему подавай. Обойдетесь, милорд.
Спохватившись, Лина заткнула глотку зловредному внутреннему голосу, который как раз собирался высказаться, куда бы Повелитель мог пойти поискать нужное тело. И злорадство тоже придавила. Не время сейчас, птичка. Переживем – тогда сможешь выразить мнение… Сейчас молчи.
– И если его убили просто так, не разобравшись, по своим дурацким светлым понятиям… Тогда я эту Лигу по стенке размажу! Иди сюда! Давай стакан! Вот так… Ближе!
«Нет! Не трогайте меня, милорд! Вы же пьяны, и если…»
Поздно.
Сильные пальцы хватают ее запястье и…
И все.
Показалось – рухнуло небо. Показалось… Это была не память Алекса, не картинки прошлого методичного японца: скрученные, придавленные, страшные, воспоминания Вадима обжигали ледяным ужасом. И тащили, тащили, тащили вниз. В серую темноту, прорезанную чужим отчаянием и сполохами боли. «Нет-нет, я не… Только не его!» Испуганно забился Феникс – но его тоже подмяло, скрутило… утащило в темную, жуткую дыру чужих воспоминаний…
Он тогда быстро перестал плакать.
Очень болела голова, болели руки и плечи, а глаза закрывались сами – быстро, не по-человечески быстро мелькали горы, снега и пустыни, все затягивала то ночная темнота, то туман, а то било беспощадным жарким солнцем… Серые сбивали со следа погоню и телепортировались куда попало, все быстрей и быстрей, и от этого жуткого мелькания начинало тошнить…
Ни минутки нет, чтобы попробовать перенестись, чтобы… «Папа… пап, ты же не умер, нет?
Найди меня, папа… пожалуйста».
Он не заметил, когда мир исчез совсем. Просто стало темно.
Больно было везде – и во сне тоже. И проснулся он тоже оттого, что стало больно. Очень…
Он вскрикнул и дернулся, вырываясь из чужих хватких рук, но они не отпускали и давили все сильней и сильней, пока он не закричал, вслепую отбиваясь… пытаясь отбиться… пытаясь…
Почему он ничего не видит? Почему?!
Вокруг чужие голоса, чужой смех… почему они смеются, когда кому-то больно?
Отпусти! Не хочу!
Нет…
А внутри жжет так, словно в него попали огненным шаром. Большим. Как мяч…
Пустите… больно же… Я же умру… Не надо…
Он задыхается и бьется, пытаясь сбросить с глаз это темное, рвется и кричит и не замечает, как постепенно затихает вокруг смех, как слабеют руки на его плечах, как внезапно затрясло пол…
От-пус-ти-те меня!
Отпусти!
Пол трясет все сильнее, слышится чей-то испуганный крик. И что-то рвется… ломается… рушится…
В глаза вдруг врывается свет, сильные руки отбрасывают в сторону серого демона, а голоса неожиданно становятся понятными:
– Не может быть!
– Как это получилось?
– Это ОН отнял силы у Майроса? Этот детеныш?!
– Не выпускайте его!
Они его не кормили.
У них не хватало сил убить его – из разговоров он понял, что их колдун, как всегда, решил усилиться, забрав чужую магию, но что-то не вышло… Получилось наоборот: это он, Димка, смог перетянуть магию на себя, отбросить этого серого… И теперь он мог не подпускать их к себе.