Возрождение: Война
Шрифт:
– Прекрати уже! Неужели, это не важно?
Мать отпрянула:
– Не кричи! Найдётся? Наградят… Что ещё? Нам улетать завтра. Собирайся.
– Куда?
– Подальше от всего этого, – мать указала на дымы за окном. —Ты, что, не видишь, что происходит?
– Я вижу! – не сдержалась Лара. – Я вижу, что вы с папой орёте друг на друга, как сумасшедшие!
Мать отступила на шаг…
– Да, что ты вообще понимаешь?!
Её усталые глаза блестели. Острый подбородок Эры Тор жил своей жизнью. В былые времена, когда мать так злилась, Лара втягивала голову в плечи. Но сейчас страх куда-то испарился. Эра развернулась и, хлопнув дверью, вышла. Спустя пять минут за окнами взревели турбины. Мать улетела на коптере, даже не попрощавшись.
Доктор Скарузи помазал синяки, перебинтовал колени, наклеил пластыри и, сделав снимок, успокоился. После, посоветовал полный покой и ушёл.
**
К вечеру дрожь улеглась. После пережитого навалилась тяжесть. Это была тяжесть человека, вырванного из лап смерти. До сих пор, ощущая близость удушливых фаланг, пальцы хватались за воздух, распарывая туман страха, возвращая желание выбраться из колодца. Туннеля, где Лару ждал новый кошмар! Откуда тащила крепкая рука подруги. Ныла спина. Бока кололи, как после многочасовой пробежки. Истерика вспыхивала вновь. Перед глазами прыгали серые стены колодца с безумцами. Их мускусный запах страха. Солёный вкус крови. И как только память взрывалась страшными картинами, Лару бросало в жар, затем в холод. Тело ныло, чесалось. Где колени встретились с бетоном, кололи тысячи игл. Лара не знала куда деваться. Она устала лежать. Вставала. Ходила. Кусала палец. Хотелось зарычать. Позвать Фиалу и спросить, зачем она разговаривала с потолком…
А ещё глодала совесть. Лару точил червячок: она оставила раненую подругу в беде! Хотя могла приказать Стражам, забрать Фиалу. Даже насильно! Но поздно о чём-то жалеть… Лара шаталась по дому, ковыляя и охая, ища в стенах ответы… Белёсые обои ответов не давали… Вспомнился единственный человек – тот, кому можно выговориться. Максу! Лара спустилась и вышла. Под вечер сирены смолкли, стражи освободили веранду. Военные переселились в сторожку у ворот. За деревьями до сих пор поднималось марево катастрофы.
Макс, как ни в чём не бывало, состригал сухие розы. Силуэт садовника на фоне громадных дымов, казался тихой бухточкой среди штормящего моря. Лара, найдя в этой бухте свою лодочку, уселась на скамью. Постепенно она утопала в плавных движениях садовника. Его всегда считали – “не от мира сего…”
Даже тринадцать лет назад, когда Макс спас её: он сделал это не обычно. Садовник схватил чинарского пса, но не убил. После того как Эра в окружении охраны забрала маленькую Лару, Макс предупредил – пёс жив! Тогда все перепугались и рванули к этой самой веранде. А Макс остался. Он что-то сделал с собакой: придушил, надавил на шею так, что пёс всего лишь потерял сознание. Когда Лара оказалась в безопасности, пёс встал. Мама говорила, как все вокруг с ужасом наблюдали картину: Макс стоит рядом с чёрным гривастым чудищем и отчитывает его. Двухметровый монстр пристыженно слушал, затем развернулся и покорно заковылял в загон, будто крошечным мозгом убийцы понял свою вину. Пёс боялся Макса!
Лара разделяла чувства пса. Макс, хоть и уступал ростом папе, но мощный торс и крепкие руки внушали уважение. Если бы в Окси вместо Фиалы оказался он, Лара ни секунды не сомневалась бы в спасении.
Макс, заметив её, кивнул. Лара помахала в ответ, но не сильно: кольнул бок, локоть под пластырем пронзили искры. Макс подошёл и медленно, словно калдарская трагедия его не касалась, сел рядом:
– Плохо выглядите молодая хозяйка, – его серые глаза добро улыбались.
"Хоть один человек за сегодня, который не орёт, не приказывает и не грубит!" – подумала она:
– Ух. Да, уж!
Лара ойкнула. Резкий укол в челюсти не дал позабыть, что звук “а”, даётся дорого:
– Иринда сказала – вас ранило. Там… – Макс указал на столб дыма.
Лара с печалью кивнула:
– Это были бандиты? – спросил он:
– Это было всё, что только можно придумать! У меня ощущение, что на меня рухнул потолок. Ну, да, почти рухнул… – Лара задумчиво выпятила губу. – Чуть-чуть осталось. А потом… случилось… – она горько вздохнула. – Да всё дерьмо, что могло случиться сегодня – случилось!
– Вы ругаетесь? – Макс укорительно сощурился.
Он знал её, и оба считали слово “дерьмо” слишком резким:
– Прости… Я сегодня такая злая! Весь мир сошёл с ума! И я …
Лара не знала, как передать словами, что пережила. Она хотела забыть девушку без головы, крушение коптера, смерть мужчины (в которую отказывалась верить) и этого вилота, которого переехала Фиала:
– Знаешь, Макс? Скажи, ты когда-нибудь дружил? По-настоящему!
Макс наигранно заморгал, затем кивнул:
– Ну, так вот! – Лара затараторила. – У тебя был такой друг, что тебе казалось – он самый лучший друг? Такой, что всё понимает. Вот, всегда, всегда! – она сжала кулачки. – И тут происходит странное. Твой друг начинает грубить. Он сильно меняется. Ты боишься его. Не доверяешь… – она стукнула по коленке. – Но все равно он делает всё правильно! Так правильно, что ты не знаешь, как благодарить его? Но он очень сильно изменился! Даже слишком… – она выпучила глаза. – Что делать? Или больше не говорить с ним? Вот, что бы ты сделал?
Макс несколько секунд чесал подбородок:
– Если это ценный друг?..
– Вот, сама теперь… – пожала плечами. – Да, ценный!
– Я бы? Я бы проверил этого друга ещё раз. Если друг повёл себя странно… – он помялся. – Знаете, молодая хозяйка – иногда дружбу нужно подтвердить!..
– Да… Ты прав… Пожалуй, ты прав… – Лара убедилась, что садовник слушает внимательно. – Макс! Я тебя когда-нибудь благодарила за спасение? Нет? Ведь, нет же?!
Макс быстро затряс головой, скромничая:
– Послушай! – в ноге кольнуло, и Лара поморщилась. – Я такая растяпа, Макс! Прости! Я была маленькая… Тогда.
– Не надо… Вы, зачем так?..
– Нет! Ух! Как я могла тебе не сказать – спасибо? Ведь это ты! От той собаки…
Благодарность запоздала на тринадцать лет, но лучше поздно, чем никогда. Лара прижалась и, обняв крепкую шею, размякла. Положила голову на большую грудь:
– У меня нет слов… Просто сказать – спасибо! Этого недостаточно, – она мечтательно вздохнула. – Спасибо большущее, что ты есть!