Возрождение: Война
Шрифт:
Макс легонько похлопал ладонью по спине. Его мягкая лапа накрыла обе худые, никудышные лопатки разом:
– Вы себя берегите! Вам больно?
Лара отстранилась и шмыгнула носом:
– Нормально… Это от взрывной волны, – Лара из уст военных узнала, как назывались те самые “обручи”, что прошлись по Калдару. – Их было целых две! От первой и второй ракеты КСО. А вторая даже сильней в десять раз! – Лара оторопела от воспоминаний жуткого вида волн, пожирающих город. – Там взорвались баки линкора. Вот вторая и натворила столько бед! А первая так… Просто выбила стёкла…
Силу второй ударной волны часто обсуждали военные. В новоленте писали – “несколько
– А вы сами видели тот линкор?
– Ух! Да! Огромный такой!
– А он… – садовник вдруг нахмурился. – Он был похож на тот, что показывают в новоленте?
– Я видела, да…
Лара запнулась и бросила короткий взгляд сквозь штору, где в окне светился экран. Линкор показывали весь день напролёт. И хоть в сию секунду корабля не было, Лара наизусть помнила его контуры. Корабль иноземцев в действительности выглядел иначе:
– Нет… – смутившись, призналась она:
– Вы же всё помните, молодая хозяйка, – он намекал на феноменальную зрительную память:
– Нет. Не похож…
– А каким он был?
– Острым. И в середине толще и треугольники по бокам, такие. Ну, выпуклые. И вообще, он был как треугольный… – Лара отстранилась. – А зачем тебе?
– Так, просто…
– Да, ладно, Макс! – Лара хихикнула. – Ты, что в кораблях разбираешься? Хоть, летал когда-нибудь?
Лара вспомнила, что садовник – выходец из самого бедного района на планете с пугающим названием – Дыра. Там жили одни вилоты, и скорей всего Макс стеснялся своего происхождения. Он когда-то тоже пахал среди грязных рабочих. Но откуда у вилота до работы садовником могли взяться деньги, чтобы летать на лайнерах?
Садовник изобразил мудрую улыбку. Что-что, а мудрые улыбки у Макса получались, как ни у кого! Он загадочно кивнул:
– Летал… Пару раз.
– Да, ладно! Ты не рассказывал.
– Ничего интересного.
– Ладно… Извини…
Три минуты рядом с верным защитником смахнули усталость. Напомнили миропорядок дома Тор. Лара успокоилась. Попрощавшись, сонно поковыляла на свой второй этаж. В гостиной она не удержалась и снова замерла у экрана. Новолента сменяла картинку за картинкой, снизу бежал текст. Строки били в набат! “Утопия напала на наш образ жизни!” “Враг заплатит!” И прочее…
Снова возникла серая туша линкора. Хотя к Пантеону летел корабль чёрного цвета! Нос врага растерял свою остроту. Пропала жёлтая облупленная краска… Брюхо линкора похудело на четверть.
Странно… Может, снимали с другого ракурса? Или потом нарисовали? Да! Лара наконец сообразила: линкор просто не успели снять на камеру и теперь показывали специальную реконструкцию!
Найдя разгадку, Лара со спокойной душой зашагала по лестнице. А вечером вернулся отец.
Лара дремала, когда внизу разгорелся новый конфликт. Мама объявила, что забирает дочь на Пандею. Ни второй этаж, ни длинный коридор не спасли от голосов распалённых родителей. Лара захлопнула дверь как раз в тот момент, когда папа провозглашал:
– Даю тебе месяц! Помни! Лара будет женой только выходца из нашего круга! Искать ей пару следует только на Калдаре! – и добавил. – Только не вздумай, на Пандее выдать её замуж!
Глава 4. Браут
Когда я впервые увидела Лару, она показалась мне избалованной богачкой, не достойной внимания или сожаления.
– Хейла Клио “Тайные дневники”.
Желтое светило Пандеи под названием Каспа спектрально значилось более холодным, чем калдарский Раф. Но это по справочникам. На деле же разницу смывал зеленый массив. Он придавал нужную “тёплоту” рельефам.
Лара не ожидала увидеть Пандею настолько зелёной. Как только столичный космопорт остался позади, воспоминания о Холме Приспешников растворились. До этого Лара считала его самым буйнорастущим местом во Вселенной. Пока они летели к поместью Декартов, взор утопал в заливных лугах, дремучих лесах… Больше всего поражали невысокие холмы, идущие гребнями волн до горизонта.
Комнаты т"eтиного особняка обжили быстро. Он сразу показался родным, будто Лара заранее знала расположение: стены и убранство стояли ровно там, где и должны. Цвета те, что и описывала мать. Приветливые шкафчики быстро уместили весь скарб. Размеры комнат, блики слились в одну сущность. Родную и близкую, которая стремилась поскорей залечить все раны! На третий день Лара, сама удивилась, как сняла последний пластырь. Содранные колени забылись. Молодая кожа заживала быстро.
Мать осмотрела оставшиеся рубцы и решила лететь в гости. Она вызвала коптер-такси, заявив, что посетит местного искусствоведа по имени Грапп Феро. Хотя имя хейла Феро было известно всем, Лара удивилась, узнав, что поместье такой знаменитости стоит в каких-нибудь тридцати километрах от Декартов.
О старике ходило много легенд! Спорили о возрасте, о сути великого творца. Но все сходились в одном – в значимости вклада в культуру. Фактически всю живопись и музыку Республики создал он. Точнее, творцы признавали, что их картины, скульптуры, песни и даже спектакли с новолентными картинками, основывались на работах Граппа Феро. По их рассказам получалось: именно пандейский гений создал республиканскую культуру. Искусствовед, мыслитель, писатель, поэт, композитор… Чем только Грапп Феро не занимался за свою долгую жизнь. А жил он настолько долго, что годам потеряли сч"eт. Современники устали спорить, сколько же хейлу Феро? То ли сто пятьдесят… То ли больше. Но в любом случае Грапп Феро давно пересёк границу столетнего возраста, который считался нормой для здорового республиканца.
Каких только эпитетов ему не придумывали! Великий маэстро. Гений. Легенда. Меценат. Грапп Феро построил с нуля столицу Пандеи, наполнив её школами, институтами и прочим. Всё это прославило Пандею, как центр искусств. Самые лучшие передачи новоленты составляли именно здесь.
Ларе показалось, что мама хотела увидеться с ним не случайно!
Коптер-такси понёс над просторами. Лара в уютной кабине застыла у иллюминатора. За стеклом поплыла Родина Декартов, о которой так много писали и говорили. Тень винтокрылой машины то поднималась, то шныряла вниз проворной птицей, бегая по изгибам холмов. Россыпь вершин усеивала Предутёсовое Плато, превращая даль до самого горизонта в навеки застывшие волны пронзительно-изумрудного цвета. Тщательно прорисованные, как на картине пейзажиста, холмы сменялись заливными лугами, а кое-где обрастали прилесками, за которыми шли огромные леса, ведущие вглубь континента. И зелень, зелень, зелень вокруг… Гордость аграриев благодатной Пандеи!