Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12
Шрифт:
— Почему в этот, маленькая? Я стал нейтралом почти шесть лет назад. И еще не придумано ни одного способа переродиться в себя обратно.
Поцелуем в горячие губы, чувствуя, как ведет от ее вкуса, и, оторвавшись, прошептать, приникнув к ее лбу своим и продолжая лихорадочно гладить идеальные скулы.
— Нейтралы либо несут свою службу вечно, либо их уничтожают. Вы вытребовали наши жизни у Курда, — нервно рассмеялся, прижав ее голову к себе и проводя ладонью по мягким локонам волос, — а он обманул вас. Потому что моя принадлежит не ему. Не ему и распоряжаться ей.
Отстранить
— Я не могу отказаться. Не могу позволить уничтожить себя. Тогда я не смогу защитить вас, малыш. Понимаешь?
— Ты вспомнил? — впиться ногтями ему в плечи, — Ты вспомнил, что с нами было в этом проклятом лесу? Ты вспомнил, как мы там умирали?
И я сорвалась. Я уже не могла остановиться. Он сорвал меня. Он выбил почву из-под ног этой искренностью. Неожиданной. Такой уродливо отвратительной искренностью… потому что я ждала ложь. Потому что я успела в нем усомниться, и сейчас меня начало лихорадить от понимания, что я не знаю кому мне верить… не знаю.
Покачал отрицательно головой, зная, что в следующую секунду эта надежда, появившаяся на дне ее глаз, разобьется вдребезги о разочарование.
— Я не вспомнил… но я знаю, что тогда произошло. И какой ценой нас выносили оттуда. И я не хочу этого дежавю для тебя, понимаешь? У меня есть план, Марианна. Но мне нужно время. Время и ваше доверие. Твое и их. Их всех. И нашего сына.
Кивок в сторону двери.
— Этот упрямец здесь. Недалеко. Но я не могу найти его. И я… — замолчал. Не смог сказать, что боюсь. До жути боюсь, что его обнаружит кто-то другой. Не я. Ее и без этого колотит так, что у меня руки, сжимающие ее, дрожат вместе с ней.
— Я в любом случае не позволю никому навредить Сэму. Но я не хочу, чтобы его выходка стоила жизни кому-то из вас.
Он заговорил о Сэми, и что-то дернулось под ребрами. Стало адски больно. Невыносимо больно… Я открыла было рот, чтобы сказать, где он и… и не сказала. Потому что перед глазами возникла та самая видеокамера, на которой он с карателями пришел проверить, все ли мертвы после взрыва, и я помнила эти красные глаза, горящие, несущие смерть всему живому. Может быть, я сейчас ошибаюсь… может быть, я сама себя возненавижу за это потом. Но мой выбор сделан, и рисковать жизнью сына я не стану. И в этот самый момент я уже точно поняла, что не верю ему. Этому Нику я не верю. И я очень надеюсь, я молю Бога или Дьявола, чтобы он вернул мне веру в него.
Я обхватила его лицо руками, заставляя смотреть мне в глаза.
— Да. У меня дежавю. Проклятое дежавю. Я столько раз тебя теряла. Я столько раз оплакивала нас с тобой. Мне страшно. Я не знаю, во что верить. Я заблудилась, Ник. Я словно в темноте и я не чувствую тебя.
Еще одним поцелуем впиваться в ее губы, не сдерживая жадного стона. Никаких игр, никакой проверки контроля. Слишком изголодался по ней. Раскрытый настолько, что, кажется, чувствую ее не кожей, а сердцем.
И желать. Адски желать, чтобы она поняла это, чтобы почувствовала ритм моего сердцебиения кончиками пальцев.
Спускаться поцелуями к ее шее, зарываясь лицом в шелковые локоны прижимая ее к себе… и замереть. Остолбенеть, ощутив нечто… ощутив нечто, похожее на…
Когда Марианна замерла одновременно со мной, и ее глаза широко распахнулись, мягко отстранил ее от себя, одновременно до боли стискивая ладони на ее запястьях.
— Что это?
Не отрывая взгляда от ее лица. Потому что я ошибся. Потому что я, блядь, настолько явно ощутил этот толчок, что не мог ошибиться.
Тяжело дыша смотреть ему в глаза и видеть это непонимание. Эту беспомощность. Чисто мужская растерянность перед чем-то, для них непостижимым.
Я вспомнила, как он первый раз почувствовал Сэми. Как я боялась его реакции, как ждала ее и как плакала, когда увидела его взгляд… Он был так похож на этот сейчас… и прикосновения к рукам. Мягкие. Горячие.
Я не ответила, притянула его руки и прижала ладонями к своему животу, продолжая смотреть в глаза и чувствуя, как все вдруг исчезает… отходит на второй план, теряет свою значимость. И я знаю, что ОНА его чувствует. Иначе и быть не могло.
Я ощущаю лишь толчки и легкие движения изнутри, а Ник ощутит ее ауру.
Наш ребенок бьется ему в ладони, а у меня дух захватывает и слезы застилают глаза.
"А ведь ты мог узнать о ней совсем иначе… а мог и не узнать никогда… "
Минуты ожидания и страха. Самого примитивного женского страха узнать реакцию своего мужчины.
И не важно, что потом у нас с ним больше не будет ни единого шанса и ни единой вот такой минуты.
Один… два… пять… десять
То же самое молчание. Только теперь оно не впивается колючими шипами в кожу. Оно мягко пульсирует теплом под моими ладонями. Оно отдается в ушах МОИМ сердцебиением. Это молчание… Оно отражается в глазах неуверенностью, напряженным ожиданием. Таким неправильным. Таким чужим. Контрастом с той теплотой, что разливается в руках от ее живота. Медленно большими пальцами проводить по нему, чувствуя, как застряли слова в горле. Встали комом, ни протолкнуть, ни вытолкнуть.
Глубокими вздохами. Тихими. Осторожными. Стараясь не спугнуть это тепло. То, которое под кожу. Нагло. Так нагло рвется в меня. То, которое бьется отчаянно. Колотится сердце с такой бешеной силой, что, кажется, сейчас разорвется. Не ее. Не мое. Наше. Наше? Сильнее прижать ладони, опускаясь на колени, желая услышать что-то большее. И ощутить, как собственное сердце оборвалось. Когда ухо к ее животу прижал. Округлившемуся. Как сразу не заметил? Сорвалось в пропасть и скачет теперь по самому дну. Вскачь. Вслед за ее. Вслед за нашим.
Музыка. Такая оглушительная в этой мертвой тишине леса. Мелодия жизни. Вскинул голову, глядя на Марианну. Вот так выглядит чудо? Хочется спросить. Нужно спросить. А я не могу. Ничего не могу. Только чувствую, как растягиваются губы в улыбку.
"Слышу тебя. Слышу. Дьявол… я тебя слышу"
Оно откликается. Бьет ножкой прямо в центр моей ладони. А у меня от этого толчка горло перехватывает, и в груди так непривычно больно становится.
"Я с тобой. Я рядом"
Оно успокаивается. Оно довольно. Маленькое сердце под моими пальцами успокаивается. Тепло больше не обжигает, оно пульсирующим шаром вертится в руках, согревая.