Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12
Шрифт:
Каратель замешкался, раздумывая, приближаться ли к своему начальнику или оставаться на безопасном расстоянии, но тот снова что-то проговорил, и Лизард медленно подошел на несколько шагов, чтобы в следующее мгновение содрогнуться, когда абсолютно металлический бесцветный голос прорезал воцарившееся вокруг безмолвие:
— Ты снова выбрала не меня.
Мощный кулак вонзился в твердую почву.
— Беги. Тебе все равно не спрятаться.
Лизард смотрел, будто в замедленной съемке, как поднимается с колен на ноги высокий мужчина в черном пальто, темные волосы которого нещадно трепал ветер. Он повернул голову в сторону своего помощника, но Лизард мог поклясться, что тот не видит его. Не видит сейчас ничего. Только призрак той, к которой обращался.
— И ты пожалеешь о своем выборе, Марианна.
ГЛАВА 12. Курд. Николас
Глава
Впервые он задумался о том, что удлиненный овальный стол, стоявший посредине помещения, казался каким-то чужим в этой обители холода, пробиравшегося под полы серого пальто Думитру. Он поежился, приподнимая воротник и прислушиваясь к завыванию ветра снаружи. Сколько раз он бывал в этом зале? Тысячи? Десятки тысяч? Сколько раз сидел на своем излюбленном месте — в обитом мягкой тканью стуле, слегка возвышавшемся над остальными? И вот совершенно неожиданно для себя задумался о том, что давно пора снести и наросты, позволившие сохранить практически нетронутый вид пещеры, и стол заменить на другой — прямоугольный.
Достаточно разглагольствований о силе Совета и равноправии решений, принятых им и непосредственно Главой Нейтралитета. Пришло время показать кучке подчиненных ему нейтралов, кому на самом деле принадлежит власть в горах. Да в обоих мирах, отданных под компетенцию Нейтралитета.
Думитру резко развернулся, когда порыв шквалистого ветра ударил в скалу каким-то предметом. Скорее всего, большими камнями, которых в этой местности было не счесть. Что еще могло быть в горах? Здесь не обитали животные и было мало растительности. Только камни. Большие и маленькие. Вечные в своем безразличии ко всему происходящему извне. Их не растопить зноем и не уничтожить холодом. Такие же равнодушные к погодным явлениям, как и сущность нейтралов ко всем остальным расам.
Думитру подошел к своему импровизированному креслу и грузно опустился в него, складывая руки на груди и глядя в пространство перед собой. Конечно, он отлично понимал, откуда взялось это неожиданное раздражение, направленное на все, что окружало сейчас его. У причины возникновения этого вызывавшего злость и легкое чувство тошноты ощущения было вполне себе конкретное имя и звучало оно как Николас Мокану. Или Морт, как предпочитал его называть сам Думитру.
Тот, кто теперь однозначно был на единой стороне с Курдом, но Думитру не был настолько наивен, чтобы не понимать — теперь Морта не удерживает больше ничего. Нельзя сказать, что Думитру не ожидал подобного, все же Высшие не назначат Главой Нейтралитета мужчину глупого, неспособного рассчитывать каждый свой ход задолго наперед. И Курд ясно осознавал, что, лишая Мокану привязанности и веры в свою семью, он лишает самого себя нитей, которыми мог управлять Мортом.
Ее не было. Я почувствовал вонь смерти и опустошение, обитавшее вокруг, как только ступил на тропинку, ведшую к хижине. Вздохнул полной грудью этот смрад небытия и помчался к дому, ощущая, как леденеет сердце от страха. Обезумевший настолько, что не смог телепортироваться туда. Только бежать, взрыхляя подошвами тяжелых ботинок замерзшую землю. Бежать, ощущая, как удерживают ноги стопудовые гири ужаса. И кажется, что ты не бежишь, а еле плетешься к своей цели. Это страх. Это мысли о том, что ты сейчас вдыхаешь запах именно ее смерти. Это кошмар, в котором ты предпочитаешь лежать с закрытыми глазами, чтобы не открыть их и вдруг не обнаружить, что он продолжается. В твоей реальности.
В моей реальности именно так и произошло. Когда выбил ногой хлипкую деревянную дверь. Когда ворвался в небольшое помещение, окутанное невыносимой вонью. Когда обнаружил труп карателя у самой двери… и не нашел Марианну. Ветром пронестись к подвалу, устроенному в крохотной кухне. Под полом. Спускаться туда, уже понимая, что не ощущаю ее присутствия. Понимая, но не веря, что не увижу ее хотя бы там. Отказываясь верить в этот бред.
Вот он — тот самый кошмар. Когда клубок в голове раскрутился наконец. Но не в нить, а в колючую проволоку, вспарывающую твою сознание изнутри. Длинную настолько, что, кажется, она тянется из головы вниз, по горлу, к самому сердцу и ниже, к желудку, цепляя и его. Тянется, вскрывая острыми шипами твои внутренности, и вот ты уже захлебываешься собственной кровью. Ты жадно хватаешь открытым ртом ледяной воздух во дворе, но тебе не становится легче. Харкать. Харкать этой гребаной кровью, стараясь избавиться от НЕЕ в тебе. Чувствуя, как металлический привкус глушит в тебе ЕЕ запах, ЕЕ вкус. Он теряется. Он тонет в нем. Так же, как и ты в своем кошмаре. Отчаянно бьешь конечностями в океане той боли, которая обрушивается на тебя в предрассветных лучах холодного солнца. Дрожащего. Трясущегося на небосклоне. И снова вернуться в дом, потому что начинает глодать ощущение, что ты что-то упускаешь. Что-то важное. Что-то охренительно значимое. То, на что ты поначалу не обратил внимания. Марианна не могла убить сама своего охранника. Только не нейтрала. Да и не таким способом. Хотя я сомневался, что она способна сжечь мне подобных.
Зашел снова в хижину и ударил кулаком о стену. Конечно. Как я сразу не понял. Зорич. Его запах в этом доме. Такой явный, такой насыщенный. Прислушаться к себе — нет, больше никого. Только он был здесь, освобождая ее. Сказала ли она ему, что находится не в плену?
И тебе больно не потому, что она обманула, хотя ты продолжаешь давиться вкусом ее предательства, пропуская сквозь пальцы комья земли. Ты вдруг понял, что именно от этого предательства "вяжет" в горле. И во рту пересохло. Ты пытаешься произнести ее имя. Тебе даже кажется, что ты что-то сказал. Но ведь это тот самый твой сон, Мокану… ты никак не можешь вспомнить, что ты вообще не спишь. Что все происходит наяву. Проволока продолжает раскручиваться, части мозаики, кроваво-красной, собираются воедино. Вмиг. Словно притянутые друг к другу магнитом.
Ты стал участником запланированной, чертовски хорошо запланированной операции. Нет, скорее, даже не участником, а ее конечной целью. Пока твоя жена отвлекала внимание на себя, ее сообщники организовали побег Сэма. Ты получил его весточку напоследок. Его прощальное "До скорой встречи, Николас. Клянусь, она тебе не понравится" А это оказалось чертовски больно — узнать, что ты лишний для тех, кого любишь. Что для них ты не просто враг, а враг, против которого плетутся интриги. Враг, несмотря на то, что тебе не оставили выбора. И они знают об этом. Все они. И на их войне любые способы хороши, даже такие отвратительно грязные, как подсунуть мне свое тело, чтоб запудрить мозги. Когда, блядь, могла просто поговорить. Всего лишь, мать ее, довериться мне, ты бы так и так вытащил сына сам. Так вот чего стоила ее вера в тебя, а может, ее и не было вовсе? Все это оказалось иллюзией и твоими собственными фантазиями повернутого на ней наивного идиота?
И расхохотаться, а ведь ты совсем недавно считал таковым того Ника… недалеко же ты ушел от него, и иногда тебе кажется, что ты сам идешь ко дну намного быстрее и глубже, чем он.
Предчувствие, что ты, раскинув руки, падаешь медленно в собственную могилу, и это лишь начало падения, и ни хрена не известно, что там будет на дне, но отчего-то ты склоняешься к мысли, что там будут колья с заостренными концами. Колья из лживых обещаний и пустых слов.
Ты корчишься от осознания, что она приходила не к тебе. Неееет. Вся эта долбаная нежность… Эти ее "люблю" на протяжении всего дня в твоих объятиях… Тебе казалось, ты сохранишь это ощущение "ее" на своем теле, под своей кожей надолго. Тебе казалось, что эти ощущения невозможно стереть, невозможно удалить или вырезать из тебя. Ты в очередной раз ошибся. И ты понятия не имеешь, от чего тебя корежит больше всего: от того, что тебя использовали, или от того, что она… Марианна допустила мысль… поверила остолопам вокруг себя, что ты можешь навредить собственному сыну. Идиотам, решившим, что только благодаря удаче их высокородные задницы еще на свободе.
Курд смотрел на бокал с жидкостью в руках Морта, сидевшего перед ним и угрюмо глядевшего куда-то в стену за его спиной. Вконец обнаглел, подонок, открыто напивается, наплевав на запрет употребления алкоголя в горах. Впрочем, сейчас Курда это не злило. Он отметил хамство Морта чисто машинально. Его оно не беспокоило. Его сейчас не беспокоило ничего. Он смотрел на своего подчиненного и терпеливо ждал ответа на свой вопрос. Точнее, на свое предложение. Почему он не волновался? Глава Нейтралитета был готов заложить собственную голову на то, что бывший князь согласится. По-другому и быть не могло. И он даже был готов поблагодарить высшие силы за содействие. Нет, в Господа, конечно, Думитру не верил. А вот отметить расторопность шлюховатой жены Мокану, так вовремя и так мастерски нанесшей исподтишка удар по гордости и уверенности мужа, просто обязан был. Думитру даже решил про себя обязательно отблагодарить эту сучку за помощь. Скажем, как раз перед тем, как вонзит кинжал ей в сердце. Все чаще Курд представлял для себя именно такой ее кончину. Взамен тому удару лезвием, от которого дрянь год назад не скончалась. Ничего. Всему свое время. Марианне Мокану осталось не так долго смаковать свою ничтожную победу над Мортом. Курд мысленно усмехнулся. Идиотка, спасая своего отпрыска, подставила и его, и всех остальных, под такой удар, сила которого заставит еще содрогнуться и застонать от боли все Братство, каждого члена этой убогой расы.