Возрождение
Шрифт:
Хотя, если уж говорить начистоту, первым его принес сюда Таррэн. Еще в прошлый свой приход, поскольку, отправляясь в полную неизвестность, не был уверен в том, что чужой мир встретит его радушно. Ему требовался персональный Источник на случай, если с Порталом случится неприятность. Таррэн совсем не желал проторчать, как Изиар, долгих девять тысячелетий в изнанке миров, поэтому предусмотрительно захватил с собой маленькое зернышко, способное при определенных условиях заменить Венец Силы. И это оказалось весьма кстати. Потому что когда Таррэн, получив Зов из Дома, в дикой спешке покидал Алиару, небольшой росток, которому он позволил
Тем не менее, только благодаря Ясеню и его необычной способности сохранять подвластное ему пространство от чужой магии, стало возможной полноценная защита всего Южного крыла. Пока жив Ясень, ни один чужак не переступит этого порога без разрешения Л'аэртэ. Пока он здесь, его дети не пострадают. И никто из них не погибнет по-настоящему.
Тирриниэль, ощутив теплую волну нежности от Родового дерева, благодарно зажмурился, однако не позволил себе расслабиться и насладиться блаженным покоем, потому что у корней Ясеня, низко склонив голову и горестно обхватив ее руками, сидел его единственный сын, который сейчас отчаянно нуждался в помощи.
– Таррэн?
Таррэн медленно обернулся, и у Владыки Темного Леса невольно сжалось сердце: таким измученным он не видел его никогда. Бледное лицо, темные круги под глазами, сами глаза - как два провала в черную бездну. Бескровные губы, серая кожа... казалось, что-то сжигает его изнутри, каждый миг отнимая бессмертную жизнь. Так, бывает, смотрят безнадежно больные на пришедшего к ним жреца. Так страшно меняются люди, когда в одно мгновение теряют смысл жизни. Так с обреченностью ждут приговоренные к смерти решительного удара палача. И так безмерно страдающие мертво следят за тем, как утекают последние капли крови из жестоко порезанных вен.
Увидев обреченный взгляд сына, Тиль едва не отшатнулся.
– Святые небеса... Таррэн, что с тобой случилось?! Где Элиар?!
– Ушел, - глухо отозвался тот.
– Почему?!! Я же велел...
– Я отпустил его, отец. Все оказалось бесполезным: его сила, твой Венец, мои узы. Мы рискнули даже отпустить на свободу силы Ясеня, но и это, как видишь, не помогло: Белка... кажется, она больше не вернется.
Владыка Л'аэртэ вздрогнул, когда Таррэн вдруг без сил опустился на колени, согнувшись, как сломленный болезнью старик. Непроизвольно отшатнулся, а потом оторопело воззрился на скорбно застывшее Дерево.
Погодите... как он сказал? ЧТО они сделали?!! Позволили Его корешкам выбраться за пределы Южного крыла и расползтись по Дворцу в поисках Белки?! Позволили им сплестись со стенами самого Дворца?! Рискуя быть замеченными?! Узнанными Духами леса?! Рискуя поставить в известность отца Эланны о том, что в его Дворце, где он искренне полагает себя неуязвимым, теперь существует совсем иная сила? Чуждая ему? Иная магия, полностью покорная потомкам Ушедших? Та самая сила, которой очень скоро ему будет нечего противопоставить, потому что природа Ясеня (как и самой основы магии Создателей) такова, что он станет постепенно прорастать внутрь стен, полов, потолков, камня и заменять их СОБОЙ! Менять структуру всего Дворца самым коренным образом! Избавляясь от лишнего, подстраиваясь под новые условия, неумолимо разрастаясь и постепенно превращая его в самые настоящие Чертоги, которые будут подвластны лишь одному хозяину - старшему в Роду Л'аэртэ!
Тирриниэль судорожно сглотнул.
Бездна... выходит, сегодняшнюю песню слышал не только он, а все живущие тут эльфы! Все, кто был во Дворце! Живые и мертвые, смертные и бессметные, люди и нелюди... вообще все, кто мог слышать и внимать сдвоенной магии этих отчаявшихся безумцев! Боги! И ладно Таррэн - без Белки он сам не свой, хотя, конечно, никто и предположить не мог, что все так страшно обернется... но Элиар?! О чем он думал, белобрысый мерзавец, когда пошел на это, не посоветовавшись со мной?!!
Владыка Темного Леса открыл было рот, чтобы разразиться гневной тирадой, однако бросил взгляд на склонившегося до самой земли сына и неожиданно передумал.
– Таррэн...
– Тиль осторожно присел рядом, тронув его за плечо.
– Таррэн, не надо.
– Мне плохо, отец...
– Я знаю. Нам всем нелегко, поверь. Но Бел вернется. Ты же сам знаешь, что она обязательно вернется. Иного просто быть не может: она так долго тебя ждала вовсе не для того, чтобы тут же бросить. К тому же, у вас есть Тор, Тебр, Милле. Даже Тир все еще нуждается в вас! В ней нуждается! Как бы Бел ни обиделась, она вернется - ради детей, дочери и внуков. А когда это случится, ты сможешь поговорить и все ей объяснить.
Таррэн медленно покачал головой.
– Ты не понимаешь, отец.
– Понимаю, - вздохнул Тирриниэль.
– Как ни странно, но я могу тебя понять.
– Нет. Ты просто не чувствуешь.
– Чего именно?
– Мне больно, - глухо уронил Таррэн, не поднимая глаз.
– Мне так больно, что это уже невозможно выносить. Меня словно режут на множество мелких кусочков. Будто сжигает что-то изнутри. Что-то, чего не было прежде и с чем я, как оказалось, совсем не умею бороться.
Тиль нахмурился: да в чем дело? Таррэн сам на себя не похож!
– О чем ты?
– Мне больно, отец, - Таррэн крепко зажмурился, с силой прижав левую руку к груди, где гулко и безрадостно билось его истерзанное сердце.
– Все время больно. Днем и ночью. В покое и в лабиринте. Когда беру мечи, когда смотрю, разговариваю... и, особенно, когда вспоминаю. Каждый миг. Каждое мгновение. И я не знаю, как это остановить.
– Таррэн?
– Тирриниэль нахмурился еще сильнее, а потом заставил сына поднять тяжелую голову и мгновенно похолодел: его глаза были пустыми, как выжженный дотла котлован. Неприятно бездонными. Какие-то чужими. Но, в то же время, тлело в них что-то такое, отчего у него мороз пробежал по коже и снова тревожно екнуло сердце.
– Что с тобой происходит?!
– Не знаю, - прошептал Таррэн, пошатнувшись, словно от порыва сильного ветра.
– Кажется, я схожу с ума, отец... но каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу, что теряю ЕЕ. Вижу, как ОНА умирает, и ничем не могу ей помочь. Это словно сон... но и не сон тоже, потому что каждый раз мне становится больно. Невозможно остановиться... невозможно успеть... и спасти ее тоже... невозможно. Совсем. Я сделал что-то не так, отец. Я позволил ей уйти и погибнуть. И это сжигает меня изнутри.
Тиль совсем встревожился.