Возрождение
Шрифт:
Впрочем, сроки его пребывания в очередном теле колебались от нескольких часов до недели. К некоторым «обиталищам души» Сотников даже успевал привыкнуть и втайне начинал надеяться, что на этот раз наложенное на него неведомое проклятье не сработает, и он останется жить. Но каждый раз надежда оказывалась тщетной.
Он уже сбился со счета, сколько раз ему приходилось умирать. Похоже, скоро это войдет в привычку. Хотя, нет – невозможно привыкнуть к леденящему ужасу смерти. Все равно, каждый раз будет больно и жутко. А вот к состоянию ОЖИДАНИЯ, он, кажется, уже стал привыкать. И дело не в нервной системе – она-то у него каждый раз была новая, а в
Много раз задавал он себе вопрос, чем заслужил столь ужасную участь, и не находил на него ответа. В той, первой своей жизни Кирилл не делал никому ничего плохого. Впрочем, эта фраза для девяноста девяти процентов живущих окажется ложью, но он готов был поклясться, что, по крайней мере, не делал того, за что полагалась бы ТАКАЯ кара. Ему даже придумать было трудно деяние, за которое она была бы адекватным возмездием. А ведь Сотников, к тому же, обречен был помнить все свои краткие жизни и, что ужаснее всего, смерти тоже. Как он еще умудрился при этом не сойти с ума, просто в голове не укладывалось. Устойчивая психика, чтоб ее! А может быть, кто-то специально позаботился о том, чтобы такого не произошло, ибо для Кирилла безумие воистину стало бы избавлением. Но неведомый Враг не мог такого допустить – видимо, слишком уж его ненавидел. Знать бы еще, за что.
Как ни странно, лучше всего Сотников помнил самую первую смерть – ту, которую встретил еще в своем «законном» теле. По жестокой иронии судьбы (или его Врага) произошло это около года назад прямо в день его рождения.
Кириллу тогда исполнилось двадцать пять, и у него имелись все основания для недовольства жизнью. Отец бросил их с матерью, когда мальчик еще ходил во второй класс школы. Было Время Хаоса, и жизнь тогда весьма мало походила на праздник. Мать расшибалась в лепешку на трех работах, чтобы только прокормить его и дать ему образование. Сам Кирилл тоже рано начал работать. Об отце он не получал вестей долгие семнадцать лет, пока не узнал о его смерти. И узнал-то случайно, от какого-то их общего знакомого. Он рассказал, что отец погиб на войне с нежитью. Нельзя сказать, что эта весть как-то сильно огорчила его. Кирилл просто принял как факт, что человека, плотью от плоти которого он являлся, больше нет. И все.
Финансовое положение их семьи позволяло сводить концы с концами, но и только. На развлечения денег не оставалось вовсе. Может быть, именно поэтому в день своего двадцатипятилетия он устроил буйную гулянку с друзьями и Аленой. Да, Аленой. Тогда у него была девушка, друзья и мечты, в которых его довольно скупая на радости жизнь становилась ярче, интереснее и счастливее. А сейчас не осталось ничего, кроме ОЖИДАНИЯ и страха смерти.
Мать не препятствовала ему, понимая, что сыну просто необходимо «оторваться». Тем более что деньги на эту вечеринку он копил уже давно. Лучше бы он тогда остался дома… Хотя, сейчас Сотников уже понимал, что, скорее всего, враг достал бы его везде.
Насколько Кирилл помнил, все в той его компании были людьми благоразумными и старались
Все могло бы тем и закончиться и на следующий день стать главной темой разговоров в курилке, не окажись у одного из «обиженных» юнцов боевого артефакта. Видать, не бедный был мерзавец и связи имел по ту сторону закона. Сотников стоял к нему ближе всех, и в его память впечатались лицо парня с полными пьяной злобы глазами и кристалл в его вытянутой руке. Потом было пламя, охватившее тело Кирилла, адская боль и отчаянный крик Алены…
А сколько потом было другого, не менее страшного: ведь умирать ему приходилось, в основном, в результате убийств и несчастных случаев. Но почему-то эта первая смерть запомнилась так, словно произошла вчера, и более свежие события не могли стереть ее из памяти.
– Паша? – женский голос вырвал его из плена воспоминаний.
Так, видимо, теперь его зовут Паша.
– Да? – неопределенно отозвался Кирилл, не вставая с дивана.
В комнату заглянула женщина лет пятидесяти.
– Ты не спишь, сынок? Тут к тебе пришли.
«Вот и все, – подумал Кирилл, мгновенно преисполнившись леденящей уверенности, что ЭТОГО визита он не переживет. – Что-то слишком быстро – и двух часов не прошло».
– Кто? – бестолково спросил Сотников. Можно подумать, их имена ему что-то скажут.
– Один – Витя Мысин. Остальных я не знаю. У тебя в последнее время появилось много странных знакомых.
«Точно – убийцы! Во что же ты вляпался, Пашенька?! Они ведь и твою мать сейчас уберут, как свидетельницу».
– Мама, я сам с ними поговорю. А ты пока сходи в аптеку – что-то у меня голова разболелась, а у нас ничего нет…
– Да с чего ты взял? Сейчас я посмотрю…
– Нечего смотреть, я знаю, что нет! Сходи! – с нажимом повторил Кирилл.
В глазах женщины вспыхнула тревога, тут же сменившаяся пониманием и покорностью.
– Ясно – не хочешь, чтобы я слышала. – Она обиженно поджала губы. – Ладно, схожу…
Но едва она закрыла за собой дверь, как негромкий хлопок оповестил Кирилла, что его старания спасти эту женщину не помогли ей. Можно было бы попытаться сбежать через окно, но к чему суетиться? Проверено многократно – от смерти не сбежишь.
Дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял какой-то мордоворот восемь на семь. В руках он сжимал пистолет с глушителем.
– Тебя предупреждали, урод! Теперь молись!
– Можно без речей? – поморщился Кирилл. – Стреляй уже, мразь!
Детина ухмыльнулся:
– Не так быстро, щенок! Сначала расскажешь, куда ты наши бабки заныкал!
«Хреново! – мелькнуло в голове Кирилла. – Опять пытки. Ну, ты и садюга, Враг! Когда тебе только надоест?!»