Возвращаясь к самому себе
Шрифт:
"Добровольцы" - единственный фильм, где мы играли вместе. Такова уж наша актерская судьба. Я даже всех его фильмов не видел. Но посмотрев картину "В бой идут одни старики", искренне-горячо порадовался успеху в ней Быкова. Что-то было в этом фильме певуче-украинское и нежно-наивное. Что-то звучало в нем отголоском, эхом от "Добровольцев" - та же распахну-тость, романтика, песенность. Но главное и самое прелестное в фильме образ, созданный Леони-дом Быковым с такой влюбленностью, с такой душевной щедростью! Он будто спел, а не сыграл свою роль. И дело не в музыкальности всего фильма. Секрет в певучей душевности, в бьющей через край талантливости, влюбленности в песню этого лихого геройского летчика. Герой Быкова просто рожден быть
Товарищескую, рабочую добрую атмосферу создать в кино - на киноплощадке - трудно. Ведь это временное содружество: съемки закончатся, и группы больше нет. Но если благодаря организующему влиянию режиссера, особому его дару объединять и делать друзьями всю группу или просто, возникнут между актерами этакие теплые приязненные отношения, то друзьями они остаются надолго. У меня, например, взаимопонимание со многими людьми возникло именно тогда, и, верю, оно не разрушится от времени.
Творческие отношения - область сложнейшая и болезненная. Тут сталкиваются обнаженные интересы. И если нет выдержки, терпения, такта, не хватает просто ума и, если хотите, мудрости человеческой, то столкновения неизбежны, и иногда они бывают чрезвычайно резкими. Такова жизнь. И тут ни убавить, ни прибавить. Но вот что я заметил по опыту работы в театре и в кино: конфликт никогда не приводит к победе. И чем ожесточеннее конфликт, тем меньше "завоеваний" и у источника конфликта, и у всей группы в целом.
Недаром мудрый Феллини всегда, всеми силами стремился создать на съемочной площадке атмосферу свободную, веселую и легкую. Он-то понимал, что актеры - как дети: так же обидчи-вы на грубость, недоверие, окрик и так же благодарны и отзывчивы на одобрение, похвалу, добрый совет и щедрость.
А Ингмар Бергман, тоже великий режиссер и человекознатец, говорил так: "Я знаю по собст-венному опыту, что происходит самое худшее тогда, когда тебя охватывает ярость. Это очень опасный момент для меня и для окружающих. Я хорошо знаю людей, вижу их насквозь и могу сказать нечто такое, что ранит как бритва. Слова могут полностью разрушить отношения с другим человеком и даже уничтожить его. Так вот, мораль моя проста: не делайте этого".
Режиссеры, поистине знающие цену внутренней свободы и раскрепощенности актера, стре-мятся к подобной атмосфере на съемках. И, наверное, мне везло с режиссерами кино. И, наверное, особо повезло с самым первым кинорежиссером Юрием Павловичем Егоровым. Вот кто всегда был полон каким-то светлым восприятием мира и человека. Все его фильмы - до последнего - тому подтверждение. И его обращение к романтически приподнятой и лирической поэме Евгения Долматовского "Добровольцы" - закономерно. Этим своим даром видеть мир добрыми глазами он и напитал нашу молодую группу, где многие впервые столкнулись с живым чудом кинемато-графии, с ее секретами и закономерностями. Правда, перед "Добровольцами" я снялся в фильме "Они были первыми" с тем же Юрием Павловичем Егоровым, но, видимо, это "крещение в кино-купели" было для меня таким ошеломляющим, что после осталась в голове какая-то сумятица. А "Добровольцам" я уже отдавался осознанно и мог почувствовать всю прельстительность игры в кино. И, безусловно, тому причина, одна из важных причин - наша группа, мои товарищи: и Элина Быстрицкая в расцвете своих творческих сил и молодой красоты, и Петя Щербаков, угло-ватый и открытый, и Лёня Быков, озорной, и лирический, и мудрый... Тогда, "на заре туманной юности", мы глядели вообще более веселыми глазами на мир и его сложности. Хотя творческих сложностей нам хватало.
На киноплощадке, к сожалению, чаще всего репетиции роли проходят наскоро, перед уже готовой камерой,
Да, по глубокому убеждению всех театральных актеров, настоящая творческая жизнь немыс-лима без театра, без сцены, без публики. Парадокс в том, что без кино у сегодняшнего артиста нет настоящей популярности, ибо по театру его знает узкий круг зрителей.
В пору "Добровольцев" мы, может, еще не вполне осознанно, но достаточно внятно видели пользу театрального тренажа на примере Лёни Быкова. Он уже был к тому времени опытным актером Харьковского театра драмы, и этот опыт помогал ему, как спасательный круг. Ясно помню, как импровизировал Леня во время "скоростных" репетиций перед камерой. Он помогал нам как партнер. Он был настоящим партнером, то есть не только сам плыл, но и тянул за собой.
Партнерство и в кино, и в театре чрезвычайно существенно. По сути дела твой художествен-ный рост, твое совершенствование зависят от того, с кем ты рядом работаешь. Оглядываясь на прожитые годы, я точно знаю - чем крупнее актер рядом с тобой, тем лучше играешь ты. Тебе, конечно, труднее с ним, но в этой трудности - единственная гарантия твоего роста. А чем слабее партнер, тем "величественнее" себя чувствуешь и тем небрежнее работаешь. А как же: ты же "мастер"! И идет рядом с тобой успокоенность, идет приблизительность, и ты с этими тяжелыми гирями, со всем своим "величием" опускаешься все ниже и ниже. Сколько я видел таких приме-ров. И надо сказать, что более жалкого зрелища, чем бессильный и трезво не оценивающий своего положения мастер, и придумать нельзя.
Но тогда, во время съемок "Добровольцев", нам до такого состояния было очень и очень далеко. Сейчас, когда фильм крайне редко, но вдруг да мелькнет на телеэкране, ясно видно, как наивно в нем многое, какие мы там зеленые и неопытные. Однако лиризм и искренность его свежи по сей день. С тех пор много воды утекло. И, как поется в песне из этого фильма: "А годы летят, наши годы как птицы летят и некогда нам оглянуться назад..." Однако оглядываешься...
Зачем я выхожу на сцену
Время изменилось. Изменилось крепко. Но для нас, старшего поколения актеров, театр оста-ется тем же инструментом, который постигали мы с младых ногтей: инструментом, способным воздействовать на жизнь. Кафедрой гражданских идей. Да, его использовали и как рупор партий-ной пропаганды. Все так - из песни слова не выкинешь. Но то, о чем говорю сейчас - выше любой узкой своекорыстной пропаганды: театр для нас - это кафедра высшего человеческого суда, кафедра, с которой звучит проповедь справедливости, милосердия, дружества, мира и соли-дарности. Солидарности добрых, а не злых и сильных своей злобой.
Мы, будучи молодыми, а сегодня, став стариками, привыкли, что театр способ воздействия на жизнь. Пусть течение ее и не может измениться под воздействием театра. Так, увы, в декабре 1994 года тех, кто затеял бойню в Чечне, не остановило свидетельство истории, звучащее со сцены нашего Вахтанговского театра (спектакль "Мартовские иды") о том, что гражданская война не знает победителей, побежденные - все, что она никого не объединит и ничего не восстановит, а только резче и больней разъединит, посеет вражду между народами и истребит доброе. И война в Чечне, стыдливо не названная войной, запылала.