Возвращающий надежду
Шрифт:
— Есть еще одна просьба, — скромно сказал Одиго, накинув плащ. — Если вы помните, у меня отобрали топорик. Не будете ли так добры…
— Он у старшего брата, — возразила она.
— Все равно, мне жаль расстаться с топориком: это память об Америке.
Антуанетта пожала плечами и повела Одиго к брату. Она предвидела, что произойдет, если тот окажет сопротивление, и поклялась в душе, что бы ни случилось, бежать к сыну. У двери она постучалась — никто не ответил. Тогда Одиго сам постучал в дверь рукояткой пистолета. Послышалось шлепанье туфель, и дверь открыли.
— Встаньте к стене, вы, главный в семье негодяев, — сказал Одиго. — Протрите глаза и стойте смирно. Так. Если вы откроете рот, крик будет последнее, что от вас останется. Где мой томагавк?
Здоровенный бородатый мужчина, теснимый к стене дулом ружья, стыдливо запахивал камзол.
— Тома… гавк? Ка… кой?
— Ну, этот красивый топорик, — нетерпеливо пояснила его сестра. — Где он? Поскорей отдай сеньору, это его собственность. Ради бога, Якоб, приди же в себя!
Однако Якоб на это оказался неспособен. Тогда она сама приблизила свечу к столу и нашла на нем то, что требовали. Одиго заткнул оружие за пояс, ворча:
— Нехорошо брать чужие вещи без спроса. Так не делают даже минги, а они не отличаются тонким воспитанием.
Внезапно он дунул на свечу, толкнул сестру на брата и, оставив эту пару в темноте, выбежал из комнаты. Старые половицы стонали под его ногами, а сверху неслись женские вопли и хриплый мужской рев. В доме все пришло в движение; когда Бернар пробегал по террасе, кто-то со свечой, бежавший ему навстречу, споткнулся о тело егеря и упал ему под ноги. Одиго беспрепятственно достиг наружной стены. Тут он услышал, что в конюшне уже спускают гончих псов.
— Ну и вкусы у этих Оливье: ночью — на охоту! — заметил он философски и повернул к каналу. Лодки не было, и Одиго не оставалось ничего иного, как опять пуститься вплавь, чтобы сбить со следа собак.
Противоположный берег был темен, болотист и пуст. Увязая в грязи, отклоняя ветки прибрежного кустарника, он слышал заливистый гон своры во всех направлениях и видел блуждающие на том берегу огоньки.
— Боюсь, что Якоб так и не оправился от потрясения, — рассуждал он вслух по привычке одиночества. — Не сходить ли за доктором?.. Да, Франция — это не леса Невады! — Потом он дал волю своей злобе: — Убийцы-белоручки, и воздух-то в замке испорчен вашим присутствием. Ну, погодите, грызуны: придет и на вас божий суд!
Одиго чувствовал смертную усталость, боль во всех членах, он был мокр с головы до ног и безгранично одинок. Он брел, сам не зная куда, по заболоченному лугу, и ноги его в истрепанных мокасинах по колена уходили в жидкую грязь. Собачий лай слышался то справа, то слева, огни блуждали уже по всему горизонту. Как опытный зверолов, он понимал, что собаки вряд ли возьмут его след. Но здешние держатели и испольщики не смогут, под страхом жестокой кары, укрыть его у себя.
Скоро он начал засыпать на ходу и очнулся, ударившись о стену какого-то строения. Туман скрывал все очертания, но можно было догадаться, что это рига.
«Куда я забрел?» — подумал он и огляделся. За
Туман распался, и причудливые его лохмотья при лунном свете куда-то медленно сползали ниже и ниже. Одиго вышел из риги и осмотрелся. Далеко на востоке, там, где небо начало светать, вздымалась громада холма и зданий на его вершине — это был замок. Он разглядел ряды деревьев, идущих в сторону замка, и узнал дубовую аллею. Теперь место, где он находился, показалось ему знакомым. «Да это ферма Жака Бернье!» — догадался он.
Едва эта мысль пришла ему в голову, как послышался скрип колодезного ворота. Он отошел в тень риги. По тропинке, слегка сгибаясь под тяжестью ведра, шла девушка. Она направлялась в сарай, где стояла лошадь, и неминуемо должна была пройти мимо.
«Что я прячусь, как вор?» — подумал Одиго и вышел из тени. Девушка поравнялась с ним — и увидела чужого.
— Ради бога, ни звука! — сказал Бернар. — Я — Одиго, и меня ищут с собаками.
Она не вскрикнула, не бросилась бежать — она застыла на месте, подняв руку, словно защищаясь от удара. Потом ступила на шаг ближе и быстро спросила:
— Как называется башня около замка? Отвечайте не задумываясь!
— Черная башня.
— Как зовут замковую прачку?
— Марго. Это жена Рене Норманна. Но их я не видел в замке.
Девушка легко вздохнула.
— Теперь я убедилась, что вы Одиго, — сказала она. — О сеньор мой, где вы скитались так долго и за что вас так преследуют? Рене на севере, ваш отец послал его проверять гарнизоны. А Марго теперь живет в своем домике вон там, за каналом… Идите за мной.
— Как зовут тебя, прекрасная девица? Кого мне благодарить?
При лунном свете он разглядел, что она стройна и красивого сложения, но сердце его сжалось, когда свет упал на ее лицо.
— Неужели это ты? — сказал он. — Ты, маленькая…
— Да, — сказала Эсперанса. — Что делать, сеньор. В деревне все болели оспой.
Он взял ее жесткие сильные руки и прижал их к губам.
Поспешно отняв руки, она провела его между ригой и конюшней в какой-то закуток, приставила лестницу к стене и сказала:
— Лезьте наверх.
Через полчаса Одиго услышал скрип ступеней и кряхтенье. Кто-то взбирался к нему по внутреннему лазу. Открылся люк, и показалась седая голова. Одиго подал руку, и вылез Жак Бернье. Он долго молчал, сипел и хрипел.
— Ищут сеньора, — сказал он наконец. — Большой шум. Конные и туда и сюда… Зачем, не говорят. Да и так все знают.
— Ты не выдашь меня, Жак?
Старик молчал.
— Скоро светает, — заворчал он. — Вся округа поднята на ноги. Бедному человеку одни неприятности. И так налоги, налоги без конца. Разоренье! В четверг откупщики, к примеру, взяли кровать. А что такое дом без кровати? Кровать — душа французского дома. На ней рождаемся, спим, умираем. Взяли и вынесли душу из дома.
— Так больше не будет, — заверил его Бернар. — Помоги выгнать из замка кровопийц. Подними деревню, достань оружие, у тебя, я знаю, много всего в лесу…