Возвращение Ангела
Шрифт:
Но взгляд Жени притягивают не плывущие в невесомости кос-монавты, а лицо отца.
Поймав на себе взгляд сына, он прогоняет его из-за стола. Это
– наказание, и Женя знает, что прежде чем выйти, ему надо достать
из шкафа бумажный пакетик. Закрывая за собой дверь, он слышит, как сдавленно всхлипывает мать.
В углу коридора Женя высыпает на пол горошинки из пакета и
опускается на колени… Стоит так с закрытыми глазами, потеряв
счёт времени. Слышит, как закрывается дверь родительской спальни.
Женя опять остаётся один.
Вдруг до его слуха доносится тихий смех матери и неразборчи-вый, быстрый шёпот отца. Потом щёлкает выключатель…
…Скрипит под ними кровать…
Чтобы не слышать ничего больше, мальчик подходит к груше, бьёт по ней один раз, как бы между прочим, потом просовывает
руки в тяжёлые перчатки, становится в стойку, как учил отец, и начинает боксировать.
Бьёт всё сильнее и сильнее. Всё ожесточённее… До пота, до изнеможения… Пока хватает дыхания…
Кухня в квартире отца.
…Женя спал на кухне, на раскладушке, втиснутой между плитой
и холодильником.
…Когда рано утром мать, ещё в ночной рубашке, зашла туда по
своим делам, постель Жени была пуста.
Она растерянно остановилась, оглянулась по сторонам. Потом
заглянула в туалет, в ванную и, уже суетясь, бросилась в столовую, открыла дверцу гардероба, заглянула за чем-то под стол…
Улицы провинциального города.
…Он бежал по пустынным в этот час улицам городка.
…По переулкам… и опять по улицам… Пересёк площадь и, судорожно глотая воздух широко открытым ртом, побежал трусцой
по узенькой, горбатой улочке, которая упиралась в одноэтажный
12
особнячок с мансардой.
Двор перед домом деда.
Во дворе дома стояла «Волга», и к ней, на ходу раскуривая трубку, шёл неторопливой, вальяжной походкой пожилой человек. Увидев бегущего к нему Женю, остановился удивлённо, потом, широко
разведя руки, подхватил его, прижал к себе и спросил с тревогой:
– Ты что, один? Что случилось?
Мальчик молчал, стараясь отдышаться. В глазах показались
слёзы.
– Обидел кто?
Женя прикусил губу, опустил голову.
– Ладно, потом разберёмся, – сказал он, опуская мальчика
на землю. – Беги к бабке… Ангора! К тебе гость! – и сел в машину.
А бабка уже стояла на крыльце, с тревогой всматриваясь в лицо
идущего к ней внука…
Комната в доме деда.
Потом она говорила по телефону с дочерью.
– Вы что там, совсем совесть потеряли? Ребёнок от них убегает
сре- ди ночи… Родители называется… Куда смотрите? Нет уж, пусть
остаётся пока… Заберёшь после работы… Как не говорить? Отец сам
его видел… ещё утром, во дворе… Вот и объясняйся… если сможешь…
Кухня в доме деда.
…Ангора жарила блинчики, ловко, как повар, подбрасывая
их на сковородке, складывала аккуратной стопочкой на тарелке, приговаривала:
– …Это что ещё за дела, от родителей бегать? А, Женюшка?
Ты что, беспризорник какой? В милицию захотелось? А если б
под машину угодил?
– Не угодил бы, – Женя жадно смотрел на растущую стопку
блинов. – И в милицию бы не попал, не догнали бы, Ангора, я
бы- стро бегаю…
– О-о-х, бегун… – вздыхает бабка. – Мал ты еще, Женюшка…
мал характер свой показывать…
– Ничего я не мал. Смотри, я уж почти с тебя ростом, – Женя
встает и меряется с бабкой ростом, при этом незаметно поднимается на мысочки. – Вот… видишь? – ладонью отмеряет верх своей
13
головы и упирается бабке под грудь. Бабка улыбается.
…Женя брал блинчик, ещё горячий, обжигая руки, дул на него, подносил близко к лицу, вдыхая аромат, и только потом запихивал в
рот почти целиком, жевал, еле ворочая языком…
– …Потерпеть не можешь, оголодал? Не кормят тебя? С вареньем хочешь или с творогом?
А Женя уже брал из стопки другой блинчик. Позже, наевшись, выедал серединку и смотрел через неё на верхушки деревьев, на небо, на птиц… Потом – на бабушку.
Бабушка гладила его по рыжим нечёсаным волосам, вздыхала…
…Позже она усадила его перед собой на низенький табурет, надела
на протянутые вверх руки кольцо шерстяной нити, сама же, устроив-шись на кушетке, покрытой персидским ковром, принялась накручи-вать клубки – один за другим – и складывала их рядом с собой.
Вначале Жене было интересно.
Ангора напевала себе под нос какую-то непонятную песню, ловко двигались её морщинистые руки, скользила нить по его рукам, росли аккуратненькие клубки около неё на кушетке.
– …Свяжу тебе свитерок, – прерывала она песню. – Хочешь?
Мальчик кивал головой.
– …И варежки… с шарфиком… хочешь?
Он опять же кивал.
Но вскоре это ему надоело, да и Ангора устала. Её клонило в сон, и она всё чаще и чаще сникала головой, забывая слова своей песни…
Когда она и вовсе уснула, захрапев, Женя встал осторожно, надел нитки на спинку стула и, оглядываясь то и дело, на цыпочках
пошёл в другую комнату – в дедовский кабинет, куда, как он знал, заходить строго-настрого запрещалось.