Возвращение Апостолов
Шрифт:
Просто лёг отдохнуть и набраться сил.
Не знаю, чем могли закончиться мои размышления, если бы я сразу не уснул. Приятная истома разлилась по телу, успокоилось дыхание, замедлился пульс. Я крепко спал.
Мама за это время пару раз заглядывала в комнату, но, находя в ней отдыхающего сына, осторожно затворяла стеклянную дверь и опускала шторку.
В итоге за праздничный стол уставшие от ожидания родные сели без меня. На этажерку в моей комнате были принесены фрукты и бокал с виноградным соком. Апельсины и яблоки, отражая гладкой кожурой свет от
Я пробудился от какой-то странной мысли. Было около двух часов ночи. По крайней мере, так показывали настенные часы. Я прислушался. Где-то в глубине лесной чащи пел соловей. И это его пение было таким грациозным и громким, что истинные его причины оставались загадкой. Странно, думал я. Соловьи поют утром, встречая рассвет, вечером, любуясь золотым закатом и провожая уходящий день; их голоса звенят и переливаются обычно в самые знойные часы, но никак не в ночную пору.
Я огляделся, уловил краем глаза розовеющий отсвет спелого яблока, лежащего на медном подносе, и мигом вскочил.
— Вот оно! — громко воскликнул я, не замечая, что говорю вслух. — Вот оно! — Я наспех надел на себя одежду, схватил подвернувшееся под руку злополучное яблоко и через какое-то мгновение был уже в саду. Пение соловья вдали, казалось, ещё усилилось. Повторение в его трелях приходилось только на шестой-седьмой раз. Он словно перечислял всё, о чём помнил, во что верил, чем дорожил. И я тоже кое-что знал. В этом райском лесу НИКОГДА раньше соловьи не пели по ночам.
Чтобы попасть в лес, нужно было миновать забор, так как выходить через калитку я не решался, помня недавнюю лесную эпопею. Когда я подошёл к осиновому частоколу, соловей неожиданно замолчал, оборвав на середине одно из своих лучших творений. Я немного постоял. Тихо. Только деревья шумят в темноте, да где-то вдали глухо звонит колокол.
55. Клиент космического борделя
— Энчек! — возопил старый главарь космического борделя, запуская громадную волосатую лапу в густую щетину на своём продолговатом испещрённом странного вида шрамами лице.
— Слушаю, сэр.
— Введи-ка сюда эту кисыньку, — зевая, рыкнул он на универсальном межгалактическом наречии.
Энчек вышел. Потом створки дверей снова разъехались вверх и вниз, и наш Дэвид, не успев опомниться от полученного сзади удара, перелетел через ещё не полностью исчезнувшую преграду и распластался на стеклянном полу камеры пыток.
Главарь неторопливо встал с деревянного табурета, подошёл к Дэвиду, пнул его ногой. Дэвид застонал.
— Кисынька, — умилённо прохрипел он, взял космодесантника за отворот комбинезона, притянул к себе. — Тебе что, в бордельку захотелось, а?
Размахнувшись, он подкрепил свою речь увесистым ударом в живот.
Джеффри отлетел к ребристой стене и растёкся по ней, сползая на пол.
— Эрзи! — с неистовым остервенением заорал главарь.
— Слушаю, — отозвался широкоплечий темноволосый парень, стоявший у дверей.
— Флакон!
После
— Лапынька, — обрадованно промямлил главарь. — Ну, говори, кто тебя подослал?
Дэвид притронулся к разбитой нижней губе. «Да, те парни здорово меня отделали», — отозвалось в дальних закоулках сознания. Дэвид решил попытаться выкрутиться. Он уже успел удостовериться в низком уровне умственного развития этих существ, и теперь в его голове созрел план, правда, примитивный до безобразия, но, как говорится, с кем поведёшься.
Главарь грозно взглянул из под разросшихся бровей, засучил рукава. Дэвид не стал больше ждать.
— Что вам нужно знать? — сбивчиво осведомился он.
Главарь выпятил нижнюю челюсть, став похожим на доисторического питекантропа.
— Сведения, — выдохнул он СО2, от которого несло тошнотворной инопланетной выпивкой.
— Но я ничего не знаю. Хотелось поразвлечься… — протянул наш герой, соображая, чем ему может грозить незнание этих сведений. — У вас всё же такое приличное заведение, — поддакнул он и попал в струю. В струю очередного выхлопа флакона.
На этот раз Дэвид немного дольше прочищал свою глотку, а заодно и лёгкие. Главарь, сунув ему под нос связное устройство, всученное лагурийцами, промычал:
— Говори, сука, где взял?! Кто дал?
«Проклятие! Опять это устройство! — Дэвид невольно побледнел. — Вечно из-за него палки в колёса».
— Не говоришь! — шикнул главарь. — Гадина! Тварь!
Он ударил его наотмашь по лицу, зверски и примитивно. Мощный удар. Но Дэвид устоял.
Тем временем главарь включил устройство связи. Кнопка щёлкнула, и на Лагуре зазвенел невидимый с корабля звонок. Тут же камеру наполнили голоса учёных.
— Дэвид, что произошло?
— Ты жив?
— У тебя всё в порядке?
С быстротой молнией главарь бросился к стоявшему поодаль Эрзи, разоружил его, а потом так же молча выпроводил пинком за дверь. На все эти действия ему потребовались полминуты, не больше.
Перед Дэвидом теперь стоял враг, причём враг вооружённый. Затыкая огромными жирными пальцами микрофон, он наставил дуло двустволки в лицо космодесантнику.
— Скажи, что у тебя всё в порядке, — скомандовал он.
Ружьё в его руке дёрнулось, больно съездив Дэвида по переносице.
Главарь отворотил волосатую лапу, и Дэвид, стоя под прицелом, вынужден был сказать, что у него всё в порядке. Он это и сделал.
— Дэвид, — последовал вопрос Узара, — помнишь падавший звездолёт?
Дэвид молчал. Он не мог давать более повода обманывать друзей. Но учёные восприняли тишину как знак согласия.
— Так вот, — торопливо заговорил Узар. — Мои ребята подоспели как раз вовремя. Хотя звездолёт…
— Нет! — вскрикнул Дэвид и мгновенно получил удар прикладом в зубы. Вновь ему пришлось прижаться спиной к стене. Но когда он, сплюнув кровью, недосчитался одного зуба, то понял, что пора действовать.