Возвращение Айши
Шрифт:
Когда я проснулся, было уже совсем светло, у моей кровати стоял жрец Орос. Я сел и спросил, который час, он, улыбаясь, тихо ответил, что уже позднее утро, добавив, что он пришел вправить мою сломанную руку. Только тогда я понял, что он говорит так тихо, чтобы не разбудить Лео.
– Ему надо хорошенько отдохнуть, – сказал жрец, снимая с моей руки повязку. – Он перенес много страданий, и, – добавил он многозначительно, – возможно, ему придется перенести еще больше.
– Что ты имеешь в виду, друг Орос? – резко спросил я. – Ты же сказал, что на этой Горе мы в полной безопасности.
– Я сказал тебе, друг… – Он вопросительно посмотрел на меня.
– Меня зовут Холли.
– Я сказал, друг Холли, что ваши тела в безопасности. Но я ничего не говорил об остальном. Человек не только плоть и кровь. У него есть и ум и душа, – и они не защищены от ран.
– И кто же может их ранить? – спросил я.
– Друг, – ответил он серьезно, – ты и твой спутник – в заколдованной стране; будь вы случайно забредшими сюда скитальцами, вы были бы уже давно мертвы, но вы не случайные скитальцы, вы стремитесь сбросить покров с вековых тайн. Об этом здесь знают, и, возможно, вы достигните цели. Но то, что вы обнаружите, сбросив покров, может не только ввергнуть вас в отчаяние, но и поразить безумием. Скажи, вы не боитесь?
– Не очень сильно, – ответил я. – Мы с моим приемным сыном видели много необыкновенного и странного и, как видишь, остались живы. Мы видели величественное сияние Источника Жизни, были в гостях у Бессмертия, наблюдали, как Смерть все-таки восторжествовала над Бессмертием, хотя и пощадила нас, смертных. Пристало ли нам праздновать труса? Нет, мы должны шествовать навстречу своей судьбе.
Слушая меня, Орос не выказывал ни любопытства, ни изумления, как если бы я сообщал ему нечто уже известное.
– Хорошо. – Он улыбнулся и почтительно склонил бритую голову. – Через час вы отправитесь навстречу своей судьбе. Прости меня за предупреждение – мне было велено предостеречь вас; возможно, чтобы испытать вас. Нужно ли повторить это предупреждение господину?.. – И он опять посмотрел на меня.
– Лео Винси, – подсказал я.
– Лео Винси, да, Лео Винси, – повторил он, как будто уже знал имя, но оно выскользнуло у него из памяти. – Но ты не ответил на мой вопрос. Следует ли мне повторить предупреждение?
– Я думаю, нет никакой необходимости; но ты можешь это сделать, когда он проснется.
– Я, как и ты, думаю, что это излишне, ибо – прости за сравнение – если уж волк не боится, – он посмотрел на меня, – то тигр, – тут он перевел взгляд на Лео, – и подавно не испугается… Смотри, опухоль спала, раны подживают. Сейчас я завяжу руку, и через несколько недель кость будет такой же крепкой, какой была перед тем, как ты встретился с Ханом Рассеном и его псами… Кстати, ты скоро его увидишь – его самого и его прелестную жену.
– Увижу его? На этой Горе мертвые воскресают?
– Нет, но некоторых приносят сюда для погребения. Это привилегия правителей Калуна; и по моим предположениям, Хания хочет также задать кое-какие вопросы Оракулу.
– Кто этот Оракул? – с любопытством спросил я.
– Оракул, – уклончиво ответил он, – это Голос. Так было всегда.
– Да, Атене мне говорила, но если есть Голос, должен быть и Говорящий или Говорящая. Не та ли это, кого ты называешь Матерью?
– Возможно, друг Холли.
– Эта Мать – дух?
– По этому поводу существует разномыслие. Так сообщили тебе на Равнине? Но и горные племена думают то же самое. И для подобного предположения есть свои основания, ведь все мы, живущие, – плоть и дух. Ты можешь составить собственное мнение – мы его обсудим… С твоей рукой все в порядке. Только береги ее; смотри, твой спутник просыпается.
Через час мы двинулись дальше, продолжая подъем. Меня вновь усадили на того же, но почищенного, накормленного и отдохнувшего коня, который принадлежал Хану; Лео же предложили сесть в паланкин. Но он отказался, заявив, что чувствует себя хорошо и не хочет, чтобы его несли, точно слабую женщину. Он пошел рядом с моим конем, опираясь на копье. Мы прошли мимо ямы, где накануне пылал костер, – она была полна белого пепла, в грудах которого находились останки колдуна и его ужасного кота; всю процессию по-прежнему возглавляла проводница в белых пеленах; едва завидев ее, все жители селения падали ниц и не вставали, пока она не проходила мимо.
Но одна молодая женщина, прорвав окружение жрецов, подбежала к Лео, бросилась перед ним на колени и поцеловала ему руку. Женщина была та самая, которую он спас: благородного вида, с пышной копной рыжих волос; рядом с ней был и ее муж, на его руках все еще багровели рубцы от веревок. Наша проводница – уж не знаю каким образом – заметила это происшествие. Она обернулась и сделала знак, который Орос хорошо понял.
Он подозвал женщину и строго спросил ее, как смеет она, недостойная, притрагиваться к чужеземцу губами. Она ответила, что поступила так, потому что ее сердце переполнено благодарностью. Орос сказал, что только поэтому ее и прощают; более того, в награду за перенесенные ими муки ее муж возводится в сан вождя племени – таково милостивое соизволение Матери. Он велел всему племени беспрекословно повиноваться новому вождю в соответствии с их обычаями; в случае же если он будет вести себя неподобающим образом, надлежит немедленно о том донести, и он понесет наказание. И Орос махнул рукой, приказав паре отойти, и пошел дальше, не слушая ни их изъявлений благодарности, ни радостных криков толпы.
Когда мы проходили по той же самой расселине, что и вчера, но только в обратную сторону, мы услышали звуки торжественного пения. Вскоре, за поворотом, мы увидели процессию, которая двинулась нам навстречу по мрачной горловине, где и днем не показывалось солнце. Впереди ехала не кто иная, как прекрасная Хания, за ней – ее старый дядя, Шаман, далее тянулась вереница бритых жрецов в белых одеждах: они несли гроб с телом Хана, – покойник лежал с открытым лицом, обряженный во все черное. Мертвый он выглядел более пристойно, чем при жизни: этот безумный, распутный человек обрел в смерти что-то похожее на достоинство.
Так состоялась наша встреча. При виде нашей проводницы в ее белых пеленах конь Хании взвился на дыбы, и я испугался, что всадница упадет. Но ударом хлыста и повелительным окриком она заставила коня смириться.
– Кто эта старая ведьма в белом тряпье, которая смеет преграждать путь самой Хании Атене и ее покойному повелителю?! – воскликнула она. – Мои гости, я вижу, вы в дурном обществе, если вы будете следовать за этим злым духом, вам не миновать беды. И ваша проводница, должно быть, сущий урод, иначе она не прятала бы своего лица.