Возвращение доктора Фу Манчи
Шрифт:
Я завернул за угол, и передо мной открылась целая улица сплошь деревянных домов. Я попытался установить, не ведется ли за мной слежка. Впрочем, если и велась, то была достаточно умело замаскирована. На улице я не встретил ни души.
Без всякого плана я шагал под темными окнами до тех пор, пока не обнаружил, что улица кончается тупиком. Я подошел к расшатанным воротам, за которыми был длинный ряд ступеней, без сомнений, спускавшихся к реке.
Не знаю зачем, я тронул ветхие доски ворот и обнаружил, что они не заперты. Спускаясь по ступенькам, я обнаружил, что под сводами арки должен был гореть
Спустившись, я оказался на причале узенькой бухточки. Над Темзой висел тяжелый туман, способный, казалось, поглотить любой звук. И тут, как по заказу, раздался такой фантастически жуткий вопль, что я чуть в воду не свалился. Отпрянув от края пристани, я бросился назад, к лестнице, и тут передо мной встало что-то белое, как классическое привидение…
Я абсолютно убежден, что немногим на долю выпало столько тяжких испытаний, сколько вашему покорному слуге, но этот вынырнувший из темноты призрак я бы отнес к самым страшным явлениям, с которыми мне когда-либо приходилось сталкиваться.
Я буквально застыл на месте, объятый сверхъестественным ужасом, не в силах пошевелить рукой. Мне начало мерещиться, что призрак уже плывет по воздуху.
Нервы были настолько напряжены, что казалось, будто я обрел способность видеть в темноте. Надо было сделать один-единственный шаг навстречу неведомому, и, наконец, я его сделал. И — о чудо! — этого оказалось вполне достаточно, чтобы из состояния полного ужаса перейти к величайшему изумлению и непониманию того, кто я и где. Говорят, такое состояние посещает курильщика опиума, очнувшегося от наркотических грез. Протянув руки и схватив это белое видение, я обнаружил, что оно представляет собой вполне живое и теплое нечто. При ближайшем рассмотрении оно оказалось… белым павлином. Признаюсь, в первый момент, обнаружив это, я с огромным трудом сдержался, чтобы тут же не открутить ему голову. Право же, стоило ради такой находки спускаться среди ночи на самое дно этих грязных и опасных лондонских трущоб.
Однако же птицу надо было куда-то девать, и со своей находкой под мышкой, волоча ее метровый хвост по грязи, я направился к оставленной машине.
ГЛАВА XII
И СНОВА ЭТИ ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА
Странно, но эта домашняя птица в руках вовсе не вернула мне чувства реальности происходящего. Шофер, открыв мне дверь и увидев павлина, буквально лишился дара речи от изумления. У него было такое выражение лица, что я не мог не расхохотаться, хотя, честно говоря, мне было совсем не до смеха. Все-таки он довольно быстро пришел в себя, выскочил, открыл дверь в салон. И я, убедившись, что все окна плотно закрыты, запустил туда наше будущее великолепное жаркое.
— Бога ради, сэр… — начал было водитель.
— Правильно, — перебил я его, — именно Господь Бог по неизреченной благости своей послал нам за самоотверженные труды сегодняшней ночью роскошный обед. Кстати, вы умеете готовить павлина под нефшательским соусом?
Заметив, что еще немного — и парень свихнется окончательно, я решил переменить тон и заговорил как можно серьезнее:
— Ладно, шутки в сторону. Условимся так: если по истечении часа я не вернусь, отправляйтесь
— Слушаюсь, сэр, — ответил шофер с некоторым замешательством в голосе. — Но я совершенно не понимаю, кому в окрестностях Лаймхауза понадобилось держать павлина?
— Не твоя забота, — осадил я парня, однако тут же подумал, что ведь и мне, довольно часто бывавшему в этих трущобах, прежде никогда не приходилось видеть павлинов. Согласитесь, проституткам, наркоманам, сутенерам, бандитам и содержателям всевозможных притонов как-то некогда заниматься разведением домашней птицы. Все их время занимают дела поважнее.
И тут у меня забрезжила неясная догадка, что павлин-то мне попался неспроста. Я поскорее вернулся к лестнице под аркой и, стоя наверху, стал внимательно изучать дом, к которому она спускалась. Сквозь мглу я как-то сумел разглядеть разбитые стекла на окнах, что свидетельствовало о его полной заброшенности. И лишь одно над самой аркой было как будто заклеено бумагой, намокший край которой стал понемногу отставать.
Однако, подумалось мне, куда же подевались детективы Скотланд-Ярда, которые, по идее, должны здесь торчать за каждым углом? Но, судя по всему, во всей округе не было ни одной полицейской души, иначе бы меня обязательно окликнули.
Ведомый своими все более крепнувшими подозрениями, я принялся спускаться по лестнице. Во мне крепла уверенность (и вскоре она получила блестящее подтверждение), что я нахожусь совсем близко от логова китайца. Спустившись ступеней на восемь, я оказался в самом темном месте под сводами арки. Тут-то все и произошло.
На голову мне с удивительной точностью набросили петлю, она мгновенно перетянула мне горло, и я только успел почувствовать дикую боль в основании черепа и осознать, что меня душат… Это было последнее, что зафиксировала угасавшая мысль.
Когда я снова вернулся в этот мир, первым ощущением было продолжающееся удушье. Я чувствовал, что мои налившиеся кровью глаза готовы лопнуть. Мелькнула мысль, что это лишь затянувшаяся агония. Невольно рука моя потянулась к горлу. Оно распухло и горело, но петли на нем уже не было. И тут сознание опять меня покинуло.
Второму «пробуждению» сопутствовало возвращение обоняния, и я остро ощутил едва заметный, но до боли знакомый восточный аромат. Это были ее духи… Они встряхнули меня лучше всякого тонизирующего, и, слабо вскрикнув, я сел на полу, который ходил подо мной, как палуба во время качки. Одна мысль сверлила: это ее, ее духи. А это может означать только одно. Она здесь. Здесь Карамани. Она была где-то совсем рядом, пока я, не знаю сколько времени, лежал без сознания.
И я, ровным счетом ничего не видя в сплошной темноте, стал ощупывать руками пространство вокруг себя, в совершенно безумной надежде, что она где-то здесь, рядом. Тем не менее моя распухшая глотка, полная невозможность повернуть шею и пульсирующая головная боль вскоре вернули меня к реальности. Я вспомнил с горечью, что у нас с ней все кончено, что за ее замечательной красотой и очарованием скрывается дьявольское бессердечие одного из самых коварных слуг доктора Фу Манчи. И мне стало от этого так больно, что я не выдержал и застонал.