Возвращение домой
Шрифт:
Гая Ракович. Барбице
Глава 1
В тазу булькает. Уютный аромат расплывается по маленькой квартире. Снаружи, за натянутой на форточку марлей, беснуется банда ядовито-жёлтых ос.
– Обожжёшься, подожди немного. Барбице остынет, на хлеб намажу.
– Я подую, – Ева пододвигает к себе блюдце, приподнимает ложечкой восхитительно пышную, розовую пенку, только что снятую с кипящего варенья. Видит бордовую лужицу – правильная барбице, с сиропом! – Мам, расскажи, как вы меня нашли, много-много лет назад, когда я маленькая была, – ей хочется всего сразу: и лакомится, и слушать историю.
– В сотый раз рассказывать! Ещё не надоело?
Ева дует на пенку, выжидательно смотрит.
– Хорошо, слушай. Мы с папой гуляли по берегу озера.
– Гладкого, как зеркало, – подсказывает Ева, облизывая ложечку.
– Да, как зеркало. По озеру плавали лебеди. Мы бросали кусочки хлеба в воду.
Ева нетерпеливо проговаривает:
– Лебеди подплывали, ели хлеб и вдруг… – замирает в ожидании самой важной части рассказа.
– И вдруг, мы увидели на спине одного из лебедей маленькую девочку!
– Это была я! – азартно выкрикивает Ева.
– Да. Папа сказал, что всегда мечтал иметь такую маленькую доченьку, завернул тебя в свою рубашку, и мы пошли домой.
– А что спрашивали люди, когда видели меня на руках у папы? – деланно равнодушно интересуется Ева.
– Люди спрашивали, кто эта чудесная малышка, а мы отвечали: «Это наша Евочка».
– С тех пор мы живём долго и счастливо, – заканчивает историю довольная Ева.
***
Закон двора суров – вышел с едой, будь готов дать всем откусить. Через несколько минут от двух ломтей хлеба с барбице ничего не остаётся. Ни крошки! Липкие пальцы Ева вытирает о платье. Из второго подъезда выходит мальчик с большой долькой арбуза. Дома у Евы, в ванной, лежит полосатый великан, но его разрежут, когда приедет папа. Девочка бежит вместе со всеми пробовать сочную сахарную мякоть – чужое всегда вкуснее.
У нарисованных на асфальте классиков очередь. Ева последняя, потому что самая маленькая, зато у неё свой гладкий плоский камушек, только что найденный под скамейкой. Второклассница Катя Бодренкова – взрослая девочка – просит его поиграть. Ева, не подозревая о людском коварстве, отдаёт, садится на корточки, терпеливо ждёт, когда все отпрыгают. Гладко скользит по асфальту одолженный камень, точно попадая в клетки с цифрами, – Катя ни разу не заронилась. У других девочек свои камушки. Мелькают острые коленки с кругляшами зелёнки; разводы грязи и цыпки на щиколотках – игра в самом разгаре.
Подходит очередь Евы. Катя не хочет возвращать камень.
– Я всё маме расскажу, – грозит, покрасневшая от обиды и возмущения, Ева
– А чё ты свою бабку мамой называешь? – зло спрашивает высокая худая Катя, надвигаясь на маленькую пухляшку Еву. – Она тебе не мать, а бабка! БАБКА!
Все замирают с открытыми ртами. Ева видит, что на неё кричит не девочка Катя, а большая крыса:
– Твоя мать тебя бросила. Бросил-а-а. Ты брошенка, брошенка! – исступлённо визжит крыса вслед убегающей Еве.
***
Сколько ступеней до четвёртого этажа? Не сосчитать! Злые слёзы душат. Каждый вдох, как через мелкую тёрку с зубчиками. Стены кривятся, перила-змеи извиваются, двери стекляшками глазков рассматривают хрипящую, ползущую по бесконечной лестнице девочку. Подъезд злорадно шипит: « Брош-шенка» … Ева хлопает ладошкой по своей двери – стучать нет сил.
Рассказ о маме-кукушке, бросившей девятимесячную Еву, ради какого-то дяденьки; о том, как папа попросил бабушку оставить дочку у себя, а сам уехал строить новую жизнь, звучит, как неинтересная сказка – послушала и забыла. Уткнувшись лицом в бабушкины колени, Ева вдыхает запах кухонного фартука – запах родного дома. Больше всего волнует вопрос «А лебеди на пруду были?» Хорошо подумав, она решает, что были, а мама появилась позже, и улетела, потому что кукушка. Ева представляет, как тётенька без лица стоит на перилах балкона, взмахивает руками-крыльями, шумно взмывает вверх, и удаляется, уменьшаясь, пока совсем не исчезает в небе. Поёжившись, спрашивает:
– А как мне теперь тебя называть?
Бабушка смотрит в сторону, делает вид, что ей всё равно:
– Называй, как хочешь.
– Я буду, как всегда, звать тебя мамой, потому-что человеку нужно кого-то так называть, – серьёзно говорит Ева и щурится, когда бабушка-мама целует её в лоб.
Глава 2
Две трели дверного звонка разрезали мирную тишину квартиры. Гость приехал, как всегда, ожидаемо-неожиданно и, когда ему открыли, бодро выкрикнул:
– Здра-авствуйте, мои дорогие, вот и я!
– Наконец-то! Третий месяц ни слуху ни духу. Заждались мы тебя, – мать потянулась к обожаемому сыну, – Ева, ну что же ты стоишь? Иди, обними папу.
После обеда рассматривали фотографии братика Евы. Мать умильно улыбалась, разглядывая новорожденного внука. Сын с горящими глазами описывал хлопоты с младенцем, переезд на новую квартиру. Вдруг замешкался, потупился, протянул смятую купюру:
– Мам, прости, могу только пятёрку дать. Я уже и в кассе взаимопомощи брал, и аванс выписал – это всё, что есть.
Мать возмутилась:
– Ева в этом году в первый класс идёт. Мне её собрать для учёбы надо: форма, портфель, учебники с тетрадями. Моей пенсии на всё не хватает.
– Не понял, она ведь ещё в детский сад ходит! – искренне удивился сын.
– Наверное, ты забыл, что девочка уже в четыре года читала, писала и знала счёт до ста.
– Помню, конечно, – оскорбился сын, – моя дочь – умный ребёнок!
– Вот поэтому, воспитатель предложила не отправлять её в подготовительную группу, а сразу определить в школу. Я уже с директором разговаривала, он согласен. В сентябре Ева пойдёт учиться с детьми на год старше.