Возвращение домой
Шрифт:
Гласс завопила от радости. Она и запрыгала бы, если бы не была такой усталой. Она почти дошла. Теперь до лагеря было рукой подать. Но потом, когда Гласс взглянула на противоположный крутой берег озера, ее сердце сжалось. Чтобы дотащить туда Люка, потребуются долгие часы. Продержится ли он так долго? Если нет, ей останется надеяться только на то, что ее собственное тело не сможет противостоять горю. Она предпочтет мирно лежать рядом с любимым среди лесов, чем провести остаток жизни с грузом куда более тяжелым, чем эти неподъемные санки, – ведь сердце ее будет разбито навсегда.
Глава
Уэллс
Уэллс следом за Кларк и Беллами доковылял до лагеря. Руки, скованные наручниками за спиной, онемели, лицо было исцарапано ветками и колючками.
Теперь они стояли перед тюремной хижиной. Один из охранников избавил их от тряпичных кляпов, и Уэллс несколько раз открыл и закрыл рот, чтобы вернуть челюстям чувствительность.
– Ждать тут, – приказал охранник и нырнул в хижину, оставив их под присмотром другого человека.
У Уэллса, Беллами и Кларк появилась возможность осмотреться. Лагерь был как на ладони, и Уэллс с первого взгляда понял, что он уже не тот, словно несколько дней назад они покинули какое-то совсем другое место. Уэллс переглянулся с Беллами и Кларк, поняв по их расширившимся глазам, что они чувствуют то же самое.
Хотя было всего лишь семь или восемь часов вечера, на поляне стояла зловещая тишина, которую нарушали лишь звуки шагов да треск поленьев. Двое подростков тащили дрова, и на их лицах застыло напряженное, полное боли выражение. Парнишка с ведром воды в руках чуть не плакал. У костра, нервно косясь на деревья, сидела группа взрослых. Никто не разговаривал. Никто не смеялся и не подначивал друг друга. Никто не улыбался. Казалось, кто-то лишил атмосферу энергии и духа товарищества – да и самой жизни вдобавок.
Среди деревьев пронесся ветерок, и ноздри защекотал гнилостный запах. Уэллс подавил рвотный рефлекс и увидел, что с Беллами и Кларк происходит то же самое. Оглядевшись, он сделал несколько шагов к линии деревьев. Действительно, там в рое мух громоздилась куча протухших шкур, костей и внутренних органов каких-то животных. Это было отвратительно – и небезопасно. Запах привлекал хищников; хуже того, бактерий, которые развелись в этой гнили, с лихвой хватит, чтобы заразить все население лагеря.
– Что за черт?.. – хрипло проговорил Беллами.
Вначале Уэллс решил, что он тоже смотрит на груду отбросов, но, повернув голову, увидел: глаза брата прикованы к чему-то другому. Поодаль несколько ребят из сотни строили новую хижину, и Уэллсу было слышно, как они, кряхтя от натуги, громоздят очередное громадное бревно на растущую стену. Неподалеку, освещая строительную площадку, стояли взрослые с факелами, и Уэллс понял, что работы затянутся на всю ночь.
Само по себе это не казалось особенно примечательным: в лагере как попало ютилось множество людей, и в том, чтобы как можно быстрее строить новые дома, был смысл. Но тут из-за облаков появилась луна, и Уэллс наконец разглядел то, что приковало внимание Беллами. В лунном свете на запястьях их товарищей блестело нечто металлическое.
– Нет, – выдохнул Уэллс и быстро заморгал, не веря своим глазам.
Одно запястье каждого из ребят было заковано в толстое металлическое
– Это безумие, – произнесла Кларк с ноткой растерянности в голосе, словно бы ее мозг ученого отказывался верить глазам.
Когда подростков, членов сотни, извлекли из их тюремных камер, каждого снабдили устройством слежения в виде браслета. Предполагалось, что эти приборчики будут транслировать в Колонию жизненные показатели каждого из несовершеннолетних преступников, в соответствие с которыми Совет либо сочтет, что Земля снова пригодна для обитания, либо поймет, что уровень радиации на планете еще слишком высок. Однако в первые же дни на Земле большинство ребят либо вовсе избавились от своих браслетов, либо вывели их из строя.
– Думаете, Родос привез их с собой? – спросил Уэллс.
– Должно быть, да, – сказала Кларк. – Вот только зачем? Непохоже, чтобы у него была техника, способная отслеживать показания браслетов.
– Не больно-то я в этом уверен, – фыркнул Беллами. – Кто знает, что он там приволок на своем челноке…
– Так, значит… они снова заключенные? – с недоверием спросила Кларк.
– А сколько трепа было о наших жертвах и нашем вкладе, – с горечью в голосе произнес Беллами.
Всего несколько мгновений спустя Уэллс, Беллами и Кларк тычками были построены в шеренгу, и за спиной каждого из них стояло по охраннику. Когда Вице-канцлер Родос, также в сопровождении двух охранников, приблизился к ребятам, Уэллс стиснул зубы.
– Добро пожаловать обратно. Надеюсь, ваша троица в полной мере насладилась своими маленькими каникулами.
– А ты, я смотрю, успел моих друзей принарядить, – ухмыляясь, сказал Беллами. – Вон какую коллекцию браслетов с собой приволок!
Родос изобразил, что озирается по сторонам. Подростки, которые были заняты на строительстве хижины, прекратили работать и уставились на пленников широко раскрытыми от ужаса глазами. Молли, опустив свой молоток, сделала несколько шагов вперед, с отчаянием уставившись на Уэллса. Даже издалека он понял, что девочке потребовалось все самообладание, чтобы не броситься к нему со всех ног. Уэллс почти незаметно покачал головой, предостерегая ее от такого поступка.
– Ах да, – сказал Родос. – У меня есть еще несколько штук, да только раздавать их людям, которым недолго придется их носить, кажется мне излишним.
– Да ну? – выдал одну из своих фирменных усмешек Беллами. – А я-то думал, что мой суд станет гвоздем светской программы сезона.
– Суд? – переспросил Родос. – Боюсь, ты заблуждаешься. Никакого суда не будет… ни над одним из вас. Я уже признал вашу троицу виновной, и на рассвете вас казнят. – Он демонстративно возвел глаза к небу. – Хотя до него вроде бы действительно довольно далеко, так что, если кто-то из вас спешит, я буду счастлив ускорить процесс.
Сердце Уэллса замерло в груди, будто зверек, увидевший туго натянутый лук охотника. О чем это говорит Родос? Они с Кларк виновны только в побеге из лагеря. Они никому не причинили зла, и уж тем более не совершили ничего, заслуживающего казни. Но, прежде чем он успел хоть что-то сказать, Беллами полузакричал-полупростонал: