Возвращение домой
Шрифт:
По лицу мне возили мокрой и теплой тряпкой, и я слабо отмахивался, пока наконец окончательно не проснулся. Надо мной стоял волк и умильно глядел на меня. Я заорал из последних сил, и он испуганно отскочил, припав к земле. Агнес дернула меня за руку, но я приказал ей бежать, пока я задержу волка. Тот неуверенно вильнул закрученным хвостом, и я вдруг понял, что это самый обычный дворовый пес. Чтобы рассеять мои сомнения, пес звонко залаял, а затем затрусил меж деревьев, оглядываясь на нас. Агнес опять потянула меня за руку, и я понял, что она хочет следовать за ним.
– Нет, - сказал я неуверенно.
– Кто знает, куда он нас выведет. Может быть, он просто играет с нами?
Девица слабо фыркнула - теперь у нее не было сил на полноценный звук презренья, - и поднялась, держась за ствол дерева. Она показала на пса, сделала подманивающий жест, а затем
– Предлагаешь его убить?
– потрясенно спросил я.
– Даже если бы я ел собачье мясо, всей моей воли не хватит, чтобы задушить невинное существо.
Она ткнула себя в грудь, словно хотела сказать: "Я это сделаю", но я покачал головой.
– Нас это не спасет.
Агнес вздохнула и приложила ладонь к животу. Она глядела так жалобно, что я понял: голод сводит ее с ума, а жизнь среди людей, лишенных христианских чувств, заставила ее не думать о других, тем более, о бессловесных тварях.
Пес весело залаял, призывая нас идти за ним. Его светлая шкура была прекрасно видна даже в чаще, и Агнес решительно шагнула за ним. Нам не хватало еще потеряться, и я против воли последовал за ней, чтобы остановить ее, если вдруг она все-таки приманит пса.
То ли упрямство, то ли надежда на еду придали ей сил, и я осознал, что начал отставать от нее. Не думаю, что Агнес видела что-нибудь, кроме светлого пятна в лесу, равно как и я следил только за ней, пока не был вынужден остановиться и перевести дух, чтобы окликнуть ее.
Мы ушли далеко от реки, и я увидел свет среди деревьев - словно там было солнце, просвечивающее сквозь листву, просека, дорога или поле. Я никак не мог позвать девицу, но пес, который никак не давался ей в руки, внезапно вильнул в ту же сторону; она последовала за ним, неожиданно остановилась, и я услышал свист, а затем сдавленное мычание.
Стоило ли говорить, что вчера ночью мы были совсем близко с большой дорогой, которую мы искали, и готовы были умереть почти на ее обочине, потеряв надежду? И, на наше счастье, сегодня утром по ней шел коробейник, торговавший пуговицами, шнурами, лентами и прочей мелочью, пса он завел не так давно, после того, как прошел слух, что кое-где останавливаться на ночь в одиночестве отнюдь не безопасно. Он перепугался, когда увидел нас, вначале приняв за дикарей, но я успокоил его, кое-как подбирая слова, и рассказал, что мы сбежали от пиратов. Коробейник долго не желал нам верить, поскольку лес вдоль реки считался непроходимым, и охотники, и лесорубы брезговали им, считая непригодным ни для охоты, ни для строительного леса.
Он поделился с нами своей последней едой, и Агнес не желала ее брать, пока он насильно не всунул хлеб и мясо ей в руки. Она по-прежнему была подозрительна, но и ее недоверие одолел голод, после чего девица смягчилась и перестала глядеть на нового знакомца исподлобья.
Коробейник проводил нас до ближайшего двора, который он проходил чуть раньше этим же утром, и здесь нас приняли так хорошо, как только может мечтать уставший человек. Нас еще раз накормили, дали одежду, выслушали мою историю и даже отвезли в город, где мне пришлось говорить в третий раз, на этот раз уже перед шерифом. Он дал знать моим родителям, что со мной случилось, и отец немедленно явился за мной, попеняв мне за то, что я не остался ночевать в гостях у фермера Эллиса, который все это время винил себя в моей пропаже; губернатор, узнав об пиратской напасти, велел собрать флот, чтобы поймать их корабль. Я попросил его оказать мне услугу и позволить мне присоединиться к походу, и хоть капитан корабля, к которому меня приписали, вначале был против этого, посчитав меня изнеженным и слабым сухопутным жителем, позже он сменил гнев на милость.
Долго рассказывать, как мы охотились за пиратами и их Забавой, и это совершенно скучная история новичка, который впервые вышел в море, не зная ни единого морского обычая. В самом сражении тоже не было ничего интересного - много грязи, крови и ругани; те, кого мы взяли в плен, были повешены, но не за похищения детей, а за пиратство. Сообщников своих они не выдали, и Пенни Болтон с женой бесследно исчез, не оставив о себе никаких следов. Также пропал и капитан Жак, позже мне говорили, что он нанялся к кому-то в слуги, ограбил хозяина и отправился в Бостон, в надежде раздобыть там сообщников и новый корабль. Кажется, он тоже кончил свою жизнь на плахе, и так сбылась мечта Агнес - все ее обидчики были казнены.
Сама девушка во время моих приключений нашла себе службу в трактире поломойкой, и каково же было мое удивление, когда я вернулся и обнаружил, что она начала говорить! Один мудрый доктор пояснил, что так иногда случается с людьми, которые подвергаются унижениям и мукам, мол, они теряют речь, а затем вновь, после глубоких переживаний обретают ее. Рассказывать о своем прошлом она не хотела, но все же ей пришлось рассказать о похищенным детях, и Агнес добросовестно пыталась вспомнить, когда их привозили и как кого из них звали. Она бесхитростно сказала, что умирали многие: капитан Жак не желал тратить на них лишних припасов, поэтому все, кто попадал в козий сарай, были истощены до последнего, страдали от чесотки и парши, и любая лихорадка цеплялась к ним так же охотно, как к больному, еще не выздоровевшему до конца после долгой болезни. Пенни Болтон откармливал их птицей, хлебом, жиром и мукой, и иногда от такой обильной кормежки у детей начинались колики. Тех, кто был тяжело болен или умирал, действительно оттаскивали на тот утес, что я видел во сне, и выкидывали в море, но подводное течение прибивало тела в ту пещеру, в которой мне довелось побывать (но довелось ли на самом деле?), и там они разлагались и приманивали диких зверей и птиц.
Удивительным было и то, что хижина этого торговца людьми на самом деле находилась не так далеко от дороги, где я сбился с пути; старик обманул меня, рассказав, что до ближайшего жилища слишком далеко, чтобы пройти пешком - на самом деле мне хватило бы и половины дня, чтобы вернуться на старую дорогу, которая вела на голландскую ферму; другое дело, что люди там жили замкнутые, нелюбезные, и не стоило ждать от них какой-либо помощи, разве только ты бы не умирал на их крыльце.
Мы похоронили останки тех безымянных детей, которые удалось найти, и священник произнес пылкую речь о том, какая радость ждет в садах Господних тех, кому приходилось тяжко под этой луной, и заклеймил убийц, лишенных сочувствия и сострадания к малым и слабым. Никто больше не слышал о призраках, что могли бы появляться на этом месте, и это было странным - ибо, как я уже упоминал, мои земляки весьма искусны на выдумки. Кстати, ту женщину, у которой я должен был присутствовать на суде, оправдала комиссия из Бостона, поскольку им удалось узнать, что пес бегал на то самое место у моря, где лежали трупы, и к детским костям вдова не имела никакого отношения. Когда ее оправдали, она пылко расцеловала меня, чем заставила ревновать Агнес, и подарила девице кольцо своего мужа в награду. На следующий день Агнес вернула его с вежливыми извинениями, что такой, как она, не пристало носить вещи богатых людей, а продавать подарок ей не позволяет совесть.
Ее тоже судили, но оправдали за счет того, что Агнес сама была одной из жертв пиратов и помогала похитителям не по своей воле. Она прожила у них пять или шесть лет, и девушка плохо помнила о том, что было с ней и с ее братом до морского путешествия. Она лишь говорила о том, что видела смутные сны о богатом доме, о хорошо одетых людях, которые заботились о ней и о ее погибшей сестре, но это могло быть не воспоминаниями, а только мечтами о том, чего никогда не с ней не бывало. Губернатор, тронутый ее историей, написал в Англию письмо, где сообщал о раскрытом преступлении и спрашивал о пропавших до этого года детях из знатных и не очень семей - бедняки никого не интересовали, поскольку они и сами были не прочь продать своих детей пиратам, работорговцам, докторам или кому-нибудь еще, кто бы хорошо заплатил. Ответа не было долго; любые вести требуют проверки, не говоря уже о пути туда-обратно через океан, но, когда он пришел, оказалось, что капитан Жак порядочно наследил в Лондоне и его окрестностях, и были времена, когда дети пропадали пачками. Он был не единственным грабителем, который занимался таким грязным делом, и нам удалось найти еще несколько кораблей, которые везли запретный груз. Почти всех, кого мы нашли в живых, и кто помнил, как зовут их родителей, нам удалось вернуть домой, и я надеюсь, что их судьба сложилась счастливо, и воспоминания о плене и издевательствах пропали. Гораздо трудней вышло с теми, кто уже был продан - губернатору посыпались прошения не только от бывших пленников, но и от тех, кто не желал работать на хозяина и решил воспользоваться столь удобным предлогом. Освободить никого из них, впрочем, никто не мог, даже сам губернатор колонии, по закону они принадлежали хозяевам, и только поиски родственников или тех, кто заплатил бы за них деньги, могли бы их спасти от долгих дет работы, но кого-то не желали признавать родственники, чтобы не потерять денег, а кто-то сам не помнил никого из родных.