Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх
Шрифт:
"Но сколько же их? Один? Два? Три? Никто не знает. И когда же они приступят к делу? Почему Ваганов, — я вспомнил, что Юровский именно так называл этого человека, — не пошел за мною в тамбур, где мог спокойно расправиться со мной? Возможно, он получил приказ убить всех нас, а не одного меня. Они дождутся, покуда поезд не остановится на какой-нибудь станции, а потом, когда мы все выйдем из вагона, они откроют стрельбу и завершат начатое в доме Ипатьева. И все-таки кого же расстреляли в ту ночь? Почему даже следователь Колчака был уверен в том, что убили государя и его семью? Неужели чекисты инсценировали нашу смерть, но для чего же?"
И Николай, не замечая ничего, что происходило вокруг него, не обращая внимания на песни, плач, смех, крики пассажиров, на вопросы сына и дочерей, все сидел и думал, как же ему расправиться со своими убийцами прежде, чем начнут действовать они. Нужно было угадать, кто ещё был послан по их следу, кроме Ваганова, а потом, не мешкая, сделать с ними то, что собирались сделать они. И Николай поднялся с места, на ходу доставая портсигар, что давало прямое указание на то, куда он держит путь.
— Пойду покурю, — сказал он, и Анастасия, не одобрявшая его привязанности к табаку, укоризненно покачала головой.
А Николай все шел и шел по проходу вагона, бросая взгляды на всех пассажиров-мужчин. Он хотел увидеть, кто же из них вздрогнет, увидев его идущим к тамбуру, кто проводит взглядом, кто невольно выдаст себя порывистым движением, кто поднимется и пойдет вслед за ним. Но никто не поднялся, никто даже не посмотрел на пробиравшегося по проходу, даже Ваганов так же безучастно смотрел перед собой, находясь в какой-то тупой задумчивости.
Николай вышел в тамбур, где никого не было. Папироса уже дрожала в его губах, но он не поторопился полезть за спичками в карман френча, а сунул правую руку в карман галифе и взвел курок браунинга. И вот дверь открылась и в тамбур шагнул высокий мужчина, одетый по-простому — в чесучовом пиджаке, в мятых нанковых брюках. Лицо открытое, но суровое и будто озабоченное. Достал кисет, стал мастерить "козью ножку", свернул её ловко, быстро, похлопал по карманам пиджака, сказал, обращаясь неведомо к кому:
— Вот незадача, спички-то забыл! У вас-то можно прикурить? — обратился он прямо к Николаю и, не дожидаясь ответа, шагнул к нему смело, потянулся "козьей ножкой" к горящей папиросе.
Николай инстинктивно отшатнулся, пугаясь порывистого движения незнакомца, и это его спасло — клинок финки, зажатой в левой руке мужчины, пронесся на расстоянии в пол-ладони от его горла. Николай быстро сунул руку туда, где находился пистолет, выдернул его из кармана прежде, чем незнакомец взмахнул сроим оружием вторично, но стрелять не стал — рукояткой ударил врага куда-то в переносье, причем ударил, не выбирая место, только б отмахнуться, защитить себя, предупредить его удар.
Незнакомец не упал, но лишь схватился за разбитое лицо, и Николай увидел, что между пальцами тонкой змейкой поползла струйка крови. Он шагнул к неизвестному, приставил дуло пистолета к его уху и жарко зашептал:
— А теперь — молись, потому что промахнуться, как сам понимаешь, мне будет трудно. Впрочем, ты можешь спасти свою жизнь, если покажешь всех, кто с тобой едет в поезде, твоих подручных!
— У меня нет подручных!
Николай продолжал держать пистолет приставленным к уху мужчины, доставшего из кармана платок и приложившего его к окровавленному лицу. В глаза бросилось, что платок этот был из тонкого полотна, прекрасно отстиран и накрахмален чуть ли не до хруста, с какой-то вышитой меткой в уголке.
— А Ваганов разве не… ваш подручный? — изменил тон Николай.
— Я не знаю никакого Ваганова! — резко ответил мужчина, видно, очень досадуя из-за неудачи.
Николай, подобрав с грязного пола финский нож с рукоятью из полированной карельской березы, швырнул его в окно двери тамбура и спросил:
— Тогда говорите быстро, что вас заставило бросаться на меня с ножом? Может быть, вы просто бандит и вам нужны деньги? Если вы нуждаетесь, сударь, то я могу ссудить вас тысячей рублей, но для чего же лишать жизни главу многочисленного семейства, их единственную защиту? Или, может быть, у вас есть ко мне какие-то личные претензии?
Мужчина, продолжая прижимать платок к лицу, смотрел на Николая широко открытыми от удивления глазами. Николай не видел его лица полностью, но почему-то был уверен в том, что оно выражает сейчас и боль, и большую досаду одновременно.
— Я не бандит, как вы могли подумать! Но я на самом деле хотел убить вас! Жаль, что не сделал этого, ведь именно вы, мерзавец, были одним из тех, кто убивал государя императора, его августейшую супругу и всех его невинных детей! Если мне не удалось покарать вас, то все равно рано или поздно вам не удастся уйти от возмездия, как и всем вашим товарищам! Красные собаки, вас нужно резать и бить, резать и бить!
Николай смотрел на окровавленное лицо неизвестного, говорившего с искренней горячностью, с верой в справедливость задуманного кровавого поступка, и не мог сказать ни слова. Получалось, что его враг на самом деле являлся преданнейшим слугой императора, то есть его самого. Но кто же, он не мог понять, направлял руку этого фанатика? Николай хотел было начать объяснять незнакомцу, что он не прав, что его обманули, но вместо этого сказал так:
— Простите, я не знаю, как вас зовут, но обращусь теперь к вашему благородному сердцу и… если хотите, к чувству. Посмотрите внимательнее: вам ничего не напомнит мое лицо?
Мужчина со снисходительной, с полупрезрительной улыбкой взглянул на Николая, думая, наверное, что его хотят разыграть, хотят посмеяться над ним, неудачником, но, похоже, его сознание сумело соединить воедино те детали, которые прежде не были искажены. Николай заметил, как его губы дрогнули, уголки рта опустились, подбородок задрожал, а глаза заблестели, будто подернулись слезой. Однако мужчина решительно помотал головой:
— Нет, нет, этого не может быть! Что вы мне хотите доказать? То, что вы походите на одного… человека, да? Это ещё ни о чем не говорит, не говорит! Тот человек умер, он убит, он никогда больше не будет вместе с нами, так зачем же вы так зло смеетесь надо мною?
— Нет, я не смеюсь, — с совершенно серьезным лицом ответил Николай. Если хотите, давайте пройдем с вами в мое отделение. Там вы увидите и моего сына, Алексея, дочерей и даже мою супругу Александру Федоровну. Надеюсь, после этого вы не станете говорить, что вас кто-то хочет обмануть. Можно подобрать двух похожих людей, но двойников семи человек сразу найти, я полагаю, было бы весьма нелегким делом.
Он говорил со спокойной уверенностью, и, казалось, именно эта по-настоящему царственная речь произвела на незнакомца ободряющее, а вместе с тем и убеждающее действие. Он горячо посмотрел на Николая, его лицо исказила гримаса горького раскаяния, и, быстро нагнувшись, он крепко прижался губами к руке человека, которого несколько минут назад едва не лишил жизни.