Возвращение к любви
Шрифт:
— Максим Дмитриевич, я своего мнения не менял! — Софроняну повысил голос для большей убедительности. — Но у меня ведь тоже может быть к чему-то предпочтение. Предложение, повторяю, было сделано мне давно, я лишь вернулся к нему теперь.
— И согласился? — несколько сердито спросил Карагеорге. — Если да, о чем нам еще говорить!
— Нет еще, — ответил Софроняну. — Однако полагаю, что в Кишиневе у меня будет больше возможностей для пополнения знаний, для совершенствования в области земледелия.
— Благородное стремление, Симион Кириллович, — одобрил Максим
— Верю, Максим Дмитриевич, — не очень решительно сказал Софроняну.
— Но верить еще мало, — вмешался в разговор Кэлиману. — Нужны и дела, требуется наше прямое участие в создании этих хороших условий, в организации такой школы. Никто этого не сделает за нас, Симион Кириллович. — Кэлиману вопросительно посмотрел на Софроняну. — Разве не так?
И словно для того чтобы поддержать секретаря райкома, продолжал свою речь Мога:
— Настанет время, когда многие из тех, кто по той или иной причине покинул нас, вернутся. Так будет, товарищ Софроняну! И вы в этом вскоре убедитесь!
— Вы имеете в виду Иона Спеяну? — решил вмешаться и Карагеорге. — Надеетесь все-таки, он приедет?
— Надеюсь, так как объединение нуждается в нем, как виноградная лоза — в солнце, — убежденно ответил Мога. — Так что, Георгий Васильевич, готовьте для него жилье. Три комнаты готовьте — Спеяну переедет вместе с женой и детьми. Кроме того, ученому требуется еще и кабинет. Так что — три комнаты, не меньше того!
— А где я их возьму? Еле выкроил комнатку для Анны Флоря, — пожаловался Карагеорге. — Разве что в будущем году…
— В этом, товарищ председатель. Нынешней же осенью, — настойчиво проговорил Мога. — Из резервов, которые у вас есть. Мне ли вас учить!
— Максим Дмитриевич, — вставил Кэлиману, — решение будет найдено. Только бы Спеяну согласился.
Мога отошел к окну. Он верил слову Кэлиману, а потому не настаивал более. Широкая площадь перед зданием райкома была залита солнцем, которое теперь прилежно взбиралось по небосклону вверх. И в душе Максима было так же светло — со вчерашнего дня, когда вопрос о Нисторе Тэуту нашел такое удачное разрешение, а он, Максим Мога, по-настоящему вступил в права отца.
Александр Кэлиману обратился вдруг прямо к нему:
— Максим Дмитриевич, товарищ Софроняну просит дать ему три дня на размышление. Что скажете?
Мога слышал просьбу Софроняну и ждал, как и следовало, что ответит секретарь райкома. Поскольку же тот решил узнать его мнение, он отошел от окна и подошел к Симиону.
— Это уже добрый знак, — сказал он
И, хотя вначале такого намерения у него не было, Максим подробно рассказал вчерашнюю историю с Нистором Тэуту — встречу с Матеем, поведение Матея, свой разговор с Нистором.
— От души рад, Максим Дмитриевич, что этот деликатный вопрос благополучно разрешился, — тепло сказал Кэлиману. — Закон человеческой порядочности оказался сильнее, чем закон кровного родства. И эта порядочность привита юноше вами.
— Это у него от матери, Александр Степанович, — сказал Мога, все еще взволнованный.
— Это так. Но те прекрасные качества, которые ребенок впитывает с молоком матери, если не развивать их потом с любовью и умением, утрачиваются еще в зародыше. Ладно уж, — добавил Кэлиману, как всегда, когда хотел переменить разговор, — кто у нас еще остается? Драгомир Войку?
Симион Софроняну попросил разрешения уйти, надо было приготовить документы управления за минувшие годы для сдачи в архив.
— Разве Войку оставит статистику? Что-то не верится, — сказал Георге Карагеорге.
— Вызовем на бюро, утвердим, и нечего ему будет возразить, — заметила Лидия Грозя.
— Такое решение — самое легкое, — возразил Кэлиману.
— Войку действительно не хочет бросить статистику, — подтвердил Максим Мога. — Пока — не хочет. Я разговаривал с ним вчера. Можно, конечно, вызвать его на бюро. Но лучше оставить в покое. Знаете, как полощут новое полотно? В скольких водах? И сколько дней подряд? Зато и получается белым да прочным. Если люди, о которых идет речь, придут к нам завтра, послезавтра или через неделю и скажут «да», уверяю вас, это будут для нас самые надежные единомышленники и товарищи по работе.
— Хорошо, Максим Дмитриевич, — согласился Кэлиману. — Будем ждать. Хотя всю тяжесть дела вы уже давненько несете в одиночестве.
— Потерплю еще малость, — улыбнулся Мога.
— Не думаете о своем здоровье, Максим Дмитриевич, — упрекнула его вдруг Лидия Грозя. — О больнице-то уже забыли?
— Спасибо, Лидия Михайловна, за заботу! — ответил Мога, наклонив перед нею слегка голову. — Однако, за исключением Элеоноры Аркадьевны, сумевшей выкроить себе отпуск, все мы находимся в одинаковом положении. Таким, как мы, работничкам, как вам известно, удается отдохнуть разве что в конце или начале года, — усмехнулся Мога и устало махнул рукой: — Но оставим это… Меня беспокоит другое. Вы, конечно, знаете, какое положение сложилось на консервном, — бросил на собеседников беглый взгляд и продолжал более четко: — Считаю, что завод должен быть включен в состав нашего объединения. Ведь что получается? Виноград производим мы, и винзаводы принадлежат тоже нам. Овощи выращиваются тоже нами, но консервный завод подчиняется совсем другому ведомству… И таких примеров уйма. Какая польза от такой разобщенности? Над этим следует подумать, не так ли?